Как правило, настоящая наука состоит из множества недорогих проектов. Мэтры, преуспевшие в выбивании из правительства грантов на сверхдорогое оборудование: суперкомпьютеры, коллайдеры и прочих быстро устаревающих монстров, зачастую участвуют в банальном освоении бюджетов. Большая часть того, на что отпускаются эти средства, превратится в анахронизм до того, как выполнит и долю того, для чего покупается. Единственный в отечественных условиях способ этого избежать – создать собственную индустрию производства такого оборудования, работающую на экспорт, что обеспечивает поставки на внутренний рынок новейших образцов за счет прибыли от внешнеэкономической деятельности. Вариант: сформировать экономику, которая даст приток средств в бюджет, не зависящих от конъюнктуры цен на углеводороды. Когда и если величина бюджета достаточна для любых трат на науку, образование, медицину и культуру не за счет урезания социальных расходов и расходов на оборону – все вопросы, касающиеся будущего страны, можно считать решенными. Ну да, мечтать не вредно. На самом деле, повторим еще раз, проектов, в которые необходимо вкладывать миллионы или миллиарды (при расчете в свободно конвертируемой валюте), не так много. Но количество и качество их по-настоящему важно.
Необходимое дорогое оборудование в современных условиях может быть арендовано на время эксперимента или проведения расчетов там, где оно стоит, чем многие российские ученые и пользуются. Но мировой опыт, в том числе израильский, требует финансировать конкурирующие направления и школы, что в российских условиях блокируется лоббистами, выбивающими финансирование на свои проекты, либо самими финансистами, совершенно не обязанными понимать, как действуют законы конкуренции. Профессиональная экспертиза здесь, в отличие от советских времен, либо отсутствует, либо буксует, не в состоянии повлиять на начальственные решения. Работает фаворитизм, групповщина и «близость к телу», как ярко демонстрируют профильные министерства, включая ставшее притчей во языцех Минобрнауки, продвигающее изобретения чиновников, вроде ЕГЭ, новых бюрократических стандартов и невнятных учебников, единственным результатом введения которых служит перераспределение финансовых потоков в пользу авторов и исполнителей этой малоуспешной имитации модернизации. Отметим еще раз, что слова, произносимые с высоких и высочайших трибун в отношении описываемых сфер отечественной жизни, – замечательные и правильные. Однако, в соответствии с восточной поговоркой, «сколько ни говори «халва», во рту сладко не станет». Пока вместо реальных дел выстраивается имитация, цель которой – освоение средств и распил бюджетов, все то, что стране и оседлавшему ее государству необходимо, будет чахнуть, сохнуть и дохнуть, пока талантливые и работоспособные из ее пределов будут уезжать. Чем, не исключено, окончится и проект «Сколково», и деятельность многочисленных госкорпораций. Впрочем, кто сказал, что пар должен идти куда-то, кроме как в свисток?
Интеллигенция и революция – забавная тема. Когда интеллигенция собирается поговорить о революции, она забывает о том, что, когда будет революция, ей первой кишки на штык и намотают. Причем любой интеллигенции – и той, кто организовывает революцию, и той, кто против революции. Та, которая против, может еще в Харбине отсидеться. Но которая революцию организует – той точно не уйти.
Есть ли в России революционная ситуация? Автору вспоминается прадедушка – известный дореволюционный меценат, поддерживавший, помимо прочего, украинскую фракцию РСДРП. Он революции сочувствовал, поскольку власть тогдашняя была гнусна. И уж она точно была не симпатичнее сегодняшней. Верховная власть была слаба – нынешняя посильнее. На местах шли сплошные погромы. И было понятно, что придут революционные идеалисты к власти, и все будет справедливо, и настанет всеобщее народное счастье. Что получилось – известно. Так что сегодня, когда в рядах оппозиции обиженные «бывшие начальники» и интеллигенция объединяются с революционной шпаной, – спасибо, мы в этом кино уже были. Понятно, что в итоге революции у власти останется исключительно шпана.
Революционной ситуации в России нет и в обозримой ситуации, к счастью, не предвидится. Власть никому не нравится, но уж какая есть. В конечном счете она везде плоха. Сильно ли отличается дуростью отечественный парламент от израильского Кнессета или Конгресса США, а также немецкого бундестага? В общем, нет. Дурь свою депутаты скрывать умеют плохо. В Европе умеют лучше. Опять же, костюмы там лучше носят и ведут себя дисциплинированней. Но общее течение демократии постепенно приводит нас именно к такому нормальному партийно-политически-воровскому парламентаризму.
Верховная власть и государственная элита – сильно ли они озабочены революцией? Да, в общем, нет. Они озабочены построением российских дзайбацу – как у японцев, или чеболей – как у Южной Кореи в виде госкорпораций с многомиллиардными оборотами. Там делаются серьезные деньги. Те, кто всерьез говорит о революции или о том, что вся элита прогнила и хорошо бы ее заменить, не просто не умеют этих денег делать. Они вообще не знают, что такое хозяйственный процесс. Если люди не смогли организовать даже справедливо стократ обруганный кооператив «Озеро», то не стоит им претендовать на то, чтобы взять власть в отдельно взятой стране, не представляя себе, как эта большая территория управляется и что с ней надо делать, чтобы работала канализация, тепло, металлургия, а также прочая нефтянка и Газпром.
Поэтому у нас нет революционной ситуации, при том, что власть всем не нравится – от шоферов до миллиардеров. Она и не может нравиться. Она демонстрирует абсолютный эгоизм и аристократическое наплевательство на то, что там внизу, и на тех, кто внизу. Она уверена, что внизу не народ, с которым нужно считаться всерьез, но просто большая масса обывателей. От быдла, с которым можно делать все, что угодно, как делалось с пенсионными и медицинскими реформами, до нервных пугливых бюргеров, которых можно рэкетировать на партийной или силовой основе. Это же относится к интеллектуалам, которых все явственнее прекращают спрашивать о том, что делать, параллельно прекращая платить им их небольшой паек, после чего они становятся горячими приверженцами революции. В частности потому, что они власти не интересны. Не потому ли интеллектуалы более прочих утверждают, что революция зреет, что паек им хочется, а ведь не дают!
Но при всем том, как нам исконно плохо в родном Отечестве, нас не ждет нигде ничего лучшего, и во многих частях мира все гораздо грустнее. Слава богу, мы не живем в Судане, Ираке, Конго или Ливии. У нас есть то, что есть, и все это, которое есть, вполне можно постепенно цивилизовать. При этом никому в стране, учитывая воспоминания о революции и Гражданской войне, не хочется опять начать убивать друг друга. Не хочется всерьез, ни на какой основе. Ни на национальной, ни на политической. В том числе тем, кто «сверху». Если посмотреть чуть пристальней, можно заметить, что все российские силовики своих детей сделали банкирами или руководителями корпораций. Они передают по наследству не погоны, но деньги и собственность – и это обнадеживает.
Стало общим местом полагать, что нынешняя власть наступила на горло российской демократии. При всем уважении к веселой анархии, которую называли демократией в 90-е годы, там все было, как в старом анекдоте: «То, что мы принимали за оргазм, оказалось астмой». Это была, конечно, свобода, но никакой настоящей демократии в России не было. Демократия – это конкуренция групп людей, у которых есть свои интересы. Людей, которые эти интересы защищают для своих детей и внуков. Землю в стране начали продавать и покупать более-менее законно лишь в начале 2000-х. После чего всей страной и начали, исходя из идущего бума подмосковного и не только подмосковного строительства, наконец, вкладывать деньги в собственность.