Подсудимый Никакого озлобления у меня никогда не было. У меня не было основания быть озлобленным. Я был Героем Советского Союза. С прошлой верхушкой в армии я связан не был. На предварительном следствии меня в течение 15 дней допрашивали о заговоре. Я хотел скорее предстать перед судом и ему доложить о действительных поражениях армии. Поэтому я писал и о злобе и называл себя тем, кем я никогда не был.
Председательствующий. Свои показания от 11 июля 1941 г. вы подтверждаете?
Подсудимый. Нет, это также вынужденные показания.
Председательствующий оглашает выдержку из показаний подсудимого Павлова, данных им на предварительном следствии 11 июля 1941 г. (лд. 65, там 1), следующего характера:
«…Основной причиной поражения на Западном фронте является моя предательская работа как участника заговорщической организации, хотя этому в значительной мере способствовали и другие объективные условия, о которых я показал на допросе 9 июля».
Подсудимый. Все это записано неверно. Это мои вынужденные показания.
Председательствующий. Что вы скажете относительно своих показаний от 9 июля 1941 г.?
Подсудимый. Эти показания также совершенно не отвечают действительности. В этот день я чувствовал себя хуже, чем 21 июля 1941 г.
Председательствующий. 9 июля 1941 г. на л.д. 59 тома 1 вы дали такие показания:
«В отношении авиации. Я целиком доверил на слово рассредоточение авиации по полевым аэродромам, а на аэродромах — по отдельным самолетам, не проверил правильность доклада командующего ВВС Копца [6] и его заместителя Таюрского [7] . Допустил преступную ошибку, что авиацию разместили на полевых аэродромах ближе к границе, на аэродромах, предназначенных для занятий на случай нашего наступления, но никак не обороны».
Эти показания вы подтверждаете?
Подсудимый. Это совершенно правильно. В начале военных действий Конец и Таюрский доложили мне, что приказ народного комиссара обороны СССР о сосредоточенном расположении авиации ими выполнен. Но я физически не мог проверить правильность их доклада. После первой бомбежки авиадивизия была разгромлена. Копец застрелился, потому что он трус».
Это оговорка — «приказ… о сосредоточенном расположении авиации», или нарком именно еще и такой приказ в округа посылал — сосредоточить авиацию на стационарных аэродромах у границы?
«На вопросы члена суда диввоенюриста т. Кандыбина подсудимый Павлов ответил:
— Я своевременно знал, что немецкие войска подтягивались к нашей границе, и согласно донесениям нашей разведки предполагал о возможном наступлении немецких войск. Несмотря на заверения из Москвы, что все в порядке, я отдал приказ командующим привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа. Были розданы войскам патроны. Поэтому сказать, что мы не готовились — нельзя.
Свои показания, данные в начале предварительного следствия в отношении командующего 4-й армией Коробкова, я полностью подтверждаю.
После того как я отдал приказ командующим привести войска в боевое состояние, Коробков доложил мне, что его войска к бою готовы. На деле же оказалось, что при первом выстреле его войска разбежались.
Состояние боеготовности 4-й армии, находящейся в Бресте, я не проверял. Я поверил на слово Коробкову о готовности его частей к бою».
И снова Павлов «переводит стрелки» на Москву, на Тимошенко, который заверял Павлова, что войны не будет, успокаивал его. А Павлов («молодец») заверениям Тимошенко «не поверил» и «к войне готовился». Говоря о «заверениях из Москвы, что все в порядке», Павлов говорит о ночном разговоре с наркомом, в 1 час ночи 22 июня.
Но перед этим Павлов говорил следующее: «Я признаю себя виновным в том, что директиву Генерального штаба РККА я понял по-своему и не ввел ее в действие заранее, то есть до наступления противника». Т. е. Павлов признавал, что, получив «Директиву № 1», он осознанно тянул время с доведением ее до войск округа! Но также на этом допросе, на суде он заявляет: «я отдал приказ командующим привести войска в боевое состояние».
«На вопросы члена суда диввоенюриста т. Орлова подсудимый Павлов ответил:
Я считаю, что все войска Западного фронта к войне были вполне подготовлены. И я бы не сказал, что война застала нас врасплох и неподготовленными. В период 22–26 июня 1941 г. как в войсках, так и в руководстве паники не было, за исключением 4-й армии, в которой чувствовалась полная растерянность командования.
При отходе на новые оборонительные позиции неорганизованности не было. Все знали, куда надо было отходить.
К противовоздушной обороне столица Белоруссии Минск была подготовлена, кроме того, она охранялась 4 дивизиями.
Член суда т. Орлов. А чем объяснить, что 26 июня Минск был брошен на произвол судьбы?
Подсудимый. Правительство выехало из Минска еще 24 июня.
Член суда т. Орлов. При чем здесь правительство? Вы же командующий фронтом.
Подсудимый. Да, я был командующим фронтом. Положение, в котором оказался Минск, говорит о том, что Минск полностью обороной обеспечен не был.
Член суда т. Орлов. Чем объяснить, что части не были обеспечены боеприпасами?
Подсудимый. Боеприпасы были, кроме бронебойных. Последние находились от войсковых частей на расстоянии 100 км. В этом я виновен, так как мною не был поставлен вопрос о передаче складов в наше распоряжение.
По обороне Минска мною были приняты все меры, вплоть до доклада правительству».
Протоколы допроса Павлова сшиты в «Том 1» и в этом томе около 100 страниц протоколов. На его заместителя, начальника штаба округа Климовских, велся «Том 2». На начальника связи округа Григорьева — «Том 4», и на командующего 4-й армии Коробкова велся свой «Том» уголовного дела. Павлов сказал, что его допрашивали все эти дни, с 7 по 22 июля: «На предварительном следствии меня в течение 15 дней допрашивали о заговоре. Я хотел скорее предстать перед судом и ему доложить о действительных поражениях армии. Поэтому я писал и о злобе и называл себя тем, кем я никогда не был».