Получается, что в округах, особенно в Белоруссии, вместо своего приказа примитивно дублировали «Директиву № 1», порождая нечто вообще несуразное — войска-то в большинстве своем находились либо на марше, либо на зимних квартирах. При этом саму «Директиву № 1» в том же КОВО умудрились получать и расшифровывать с 00.30 почти до 2.30 часов ночи, так, что в частях ее получали уже под обстрелом. И многие командиры, получая ее, были в шоке — им предстояло действовать по принципу «хватай мешки, вокзал уходит». Но ведь эта директива предназначалась не комдиву или комкору, и даже не командарму, а именно Командующему округом, который и должен был на ее основе издать приказ для армий и корпусов округа — короткий приказ-команду.
Помните, как адмирал Кузнецов описал состояние Сталина, когда вроде бы четко запущенный им и Тимошенко с Жуковым механизм приведения в боевую готовность, дал не просто сбой, а привел к катастрофе?
«..И.В. Сталин представлял боевую готовность наших вооруженных сил более высокой, чем она была на самом деле… он считал, что в любую минуту по сигналу боевой тревоги они могут… дать надежный отпор врагу…»
«Сигнал боевой тревоги», этот самый приказ Наркомата обороны командованию и военным советам западных округов — это и есть та самая «Директива № 1», что была составлена в присутствии Сталина вечером 21 июня и поступила в округа для войск, находящихся в полевых лагерях согласно планов прикрытия, сразу после полуночи 22 июня. Командованию западных округов только и оставалось, что выдать свой приказ по округу и короткий приказ-команду в каждую армию, корпус и дивизию. Подъем по тревоге и приведение в полную боевую готовность войск, находящихся в лагерях в состоянии повышенной боевой готовности, в этом случае потребовали бы немного времени, и для этого и нужен был дежурный по роте, что дурным голосом заорал бы в спящем палаточном городке: «Рота подъем!!!»
В КОВО, например, для резервных корпусов и дивизий все-таки отдали такие приказы — наподобие вот этого «Боевого распоряжения» командирам 24 мехкорпуса и 45-й танковой дивизии КОВО:
«22 июня 1941 года.
С рассвета 22.06 немцы начали наступление. Бой идет на границе.
Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года.
Командующий войсками КОВО генерал-полковник Кирпонос
Член ВС КОВО корпусной комиссар Вашугин
Начальник штаба КОВО генерал-лейтенант Пуркаев».
(ЦАМО, ф. 229, оп. 164, д. 50, л. 3 Подлинник. ВИЖ 1989 г., № 6, с. 31)
Простой и короткий приказ по округу для конкретной дивизии и корпуса. Правда, рожден он уже утром или даже днем 22 июня для конкретных частей, находящихся в резерве округа, а не для частей первого эшелона, находящихся в лагерях. Для частей резерва это было более-менее приемлемо — они и должны были вступить в бой только после того, как станет ясна общая картина, нанося контрудары по прорвавшемуся врагу. Правда, тот же комкор 9 резерва КОВО (согласно Плану прикрытия) генерал-лейтенант К.К. Рокоссовский подобного приказа из штаба округа не получал и в своих воспоминаниях о подобном приказе для своего корпуса ничего не пишет. А ведь 24-й мехкорпус по сравнению с
9-м мк Рокоссовского был урезанным и заметно менее боеспособным: 222 танка, 16 бронемашин, артиллерии и минометов вообще нет. Тогда как в корпусе Рокоссовского были 298 танков, 73 бронемашины, 101 орудие и 118 минометов. При этом 24-й мк подняли приказом по округу, а в 9-й позвонил оперативный из штаба 5-й армии, и сам Рокоссовский вполне однозначно высказался по этому поводу… Но это именно простой и короткий приказ, а не дублирование московской директивы для корпусов (как Кирпонос доводил саму «Директиву № 1» до войск первых эшелонов — отдельный разговор).
(Примечание. Войска западных округов должны были находиться в «лагерях» в повышенной боевой готовности. Им действительно понадобились бы считанные часы после получения команды из Москвы для того, чтобы подняться по тревоге и начать выдвижение навстречу врагу. Примерно так же проводилось, например, приведение в боевую готовность тех частей Красной армии, что в сентябре 1939 года выступили в «польский поход» для взятия под контроль Западной Белоруссии и Западной Украины.
В сентябре 1939 года все сработало как надо, но 22 июня так, как планировалось, не произошло в западных округах.
Выдвижение и сосредоточение войск западных округов на рубежах обороны к 24.00 21 июня 1941 года было сорвано или не выполнено командованием округов, а потом и с доведением до частей «Директивы № 1» произошел «сбой»…)
Вычеркнутый из черновика «Директивы № 1» пункт «г) В случае каких либо провокаций со стороны немцев, или их союзников ни на какие провокации не поддаваться, приняв все меры к немедленному урегулированию недоразумений мирным путем» самым тесным образом перекликается с общей установкой тех дней «не поддаваться на провокации», чтобы на Западе никто не смог выставить СССР агрессором в глазах «мировой демократической общественности». Задачей Сталина было предотвратить войну любым способом, отрабатывались все дипломатические ухищрения, чтобы не дать боестолкновениям на границе, которые еще можно было перевести в разряд «мелких провокаций» отдельных немецких «генералов, забывших свой долг», разрастись в Большую Войну. Но при этом Сталин сделал все от него зависящее в последние дни перед 22 июня, чтобы Красная армия заранее была приведена в боевую готовность и могла в случае «провокаций» дать достойный отпор врагу. И сам текст «Директивы № 1» составлен с учетом того, что может все еще получится остановить Большую Войну.
А вот то, что данный пункт «г)» был вычеркнут из приказной части, говорит, с одной стороны, о том, что в преамбуле и так есть эта информация, а с другой — и о том, что ни о каком «урегулировании» вечером 21 июня сам Сталин на самом деле уже не думал. И все его дальнейшие действия до 12.00 22 июня, когда по радио официально выступил нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов, говорят только о том, что это были дипломатические игры для того самого «мирового общественного мнения».
Также в пункте «а)» приказной части вычеркнуты слова, требующие занимать «и полевые сооружения вдаль» государственной границы. Связано это с тем, что занятие полевых сооружений вдоль границы (тем более в зоне т. н. «предполья») однозначно может быть расценено противником как подготовка к нападению. Именно поэтому еще 10–11 июня Жуков слал телеграммы в КОВО Кирпоносу с запретом занимать предполья, и в ПрибОВО 20 июня напоминали командирам запрет занимать полевые сооружения. Но при этом от войск требовали быть в готовности эти сооружения занять по первой же команде! 20 июня во исполнение Директивы ГШ о работах в предполье (о ней упоминают в ответах на вопросы Покровского генералы после ВОВ) генерал-майор П.П. Собенников направил командирам 10-го и 11-го стрелковых корпусов следующее распоряжение:
«1. Еще раз подтверждаю, что боевые сооружения в полосе предполья частями не занимать. Подразделения держать позади сооружений в боевой готовности, производя работы по усилению обороны.