– Здесь... Рядом с селом...
– Почему ближе не устроились?
– Ближе пещер нет...
– А на самом заводе? Почему там не живете?
– Там негде жить... Холодно...
Это звучит многозначительно, но Сохно не сразу углубляется в тему, «прокачивая» более важные вопросы. Боеспособными осталось еще шесть боевиков, и кто знает, когда они вернутся.
– Куда сегодня ушли шестеро?
– На завод...
Первый словно боится, что его больше спрашивать не будут и тогда надобность в нем отпадет. Он понимает, что при подобных обстоятельствах зачастую случается с теми, в ком отпадает надобность. И потому спешит вставить собственное словечко в откровения товарища.
– Когда вернутся?
– Завтра.
– Что тащат в санях?
– Продовольствие для рабочих.
– Вот как? Так там еще и рабочие есть?.. А вы, стало быть, инженерно-технические работники... Правильно я понимаю?
Молчание выглядит виноватым.
– Ну, слушаю я, слушаю... Что, мальчики, никак краснеете, собственного высокого интеллекта смущаетесь?..
Рука майора, опустившаяся было, снова поднимается над плечом. Нож зажат в руке. Красный свет маленького костра поигрывает на тонкой кромке заточки. А сама рука будто бы колеблется, покачивается. Сохно грозит возможным промахом...
– Охрана... – едва слышно произносит второй.
– Ваша задача?
– Прийти, открыть рабочих, следить за работой... Потом забрать сделанное... Рабочих закрыть... До следующей смены... – рассказывает первый.
– Почему так ограничено рабочее время? Чем ограничено?
– Дым из щели... Чтобы не было заметно... Работают... Только в темноте...
– Это что? – спрашивает, встав за спиной пленников, полковник и бросает на землю целлофановый пакет с белым порошком.
– Рицин...
– Его делают на вашем заводе?
– Да...
– Кто делает?
– Студенты... Пленники...
– Рабы, значит... Сколько человек?
– Двенадцать...
– Что еще там делают?
– Только рицин...
– Куда рицин отправляете?
– За ним должны прийти... Через два дня...
– Во время работы часовой у пещеры выставляется?
– Нет... Все внутри...
– Вход свободный?
– Металлическая дверь...
– Вот теперь все встало на свои места... – говорит Согрин. – Этих связать еще и друг с другом. Пусть отсыпаются. Мы – выступаем... Заводская смена ждать не будет...
* * *
Теперь это настоящий марш-бросок. Никого не стесняясь, не прячась за камни, бегом, потом быстрым шагом, потом опять бегом... В открытую, по тропе. Да и кого стесняться ночью, при свете яркой луны. Темп держится постоянный... Такой темп никто не выдерживает, кроме спецназа. Бегут шаг в шаг. Не одна нога ступает, за ней вторая и третья, чтобы скрип сливался в единый звук. У каждого разведчика нога ступает одновременно с другими, как в строю на торжественном марше. А мгновения между скрипом снега под правыми ногами и левыми дают возможность услышать, что делается по сторонам. Короткие мгновения, но они важны. И никто не зацикливается на этом. Прослушивание идет автоматически.
– Жарковато нынче стало... – говорит Сохно, не боясь сбить дыхание. Его легкие марш-бросок выдерживают без напряжения. И не на такие короткие дистанции...
– Да, – в тон отвечает Кордебалет, – веничек бы сейчас добрый, березовый, и – парься... – Легкие майора Афанасьева не уступают силой легким майора Сохно, и он тоже имеет возможность разговаривать во время марша.
– Если не ошибаюсь, кто-то боялся сегодня кончик носа отморозить... – на ходу вспоминает полковник Согрин.
Он старший не только по званию, но и по возрасту и обычно старается не разговаривать в такой обстановке. Но сейчас дистанция не большая. Полковник уверен, что темп, который сам же и задает, он выдержит.
Полная нагрузка – как-то взвешивали спецназовцы свою боевую экипировку – вместе с бронежилетом переваливает за полста килограммов... Тяжеловато такую ношу просто долго таскать, а уж бегать в ней... Но в экипировке нет ни одной лишней вещи. Все предельно функционально.
* * *
Ночь меняет внешний вид окружающей действительности, но спецназовцы привыкли переносить дневные ощущения в действительность ночную и потому без труда определяют место, где под их наблюдением резко пропадали из поля зрения бандиты.
– Мы ищем вход... – Команда полковника звучит конкретно, но предназначена она для одного Сохно. Вторая команда адресована Кордебалету. – Ты – разворачивай рацию. Заказывай транспорт для наших пленных и для пленных бандитов... Докладывай координаты той и другой пещеры... Медикаменты и еду для двенадцати пленников. Расскажи про рицин. Кроме того... Сухой паек на неделю для нас...
– Еще на неделю?
– Еще на неделю.
– Подкрепление?
– Пока не надо. Но пусть держат наготове группу...
Полковник передает Шурику свою карту с отметками, а сам, не теряя времени, устремляется за Сохно. Майор же идет уверенно. Он, в самом деле, хорошо ориентируется в пещерах, знает и ощущает главное – их принцип – и потому сразу выводит в нужное место, верно определив на склоне единственную точку, где может скрываться устье.
За камнем узкая щель. Протискиваться приходится боком или проползать. Через шаг – поворот, расширение и металлическая дверь. Слабая, не бронированная и не засыпная... Дверная рама из металлического уголка заклинена между камней. Вбиты деревянные распорки. Для чего распорки? Значит, дверь к камням не крепится... Полковник переглядывается с Сохно. Майор долго прислушивается – не раздастся ли какой-то звук – и только потом светит фонарем в щели. Довольно кивает...
– Две распорки подрезать... – Он вытаскивает нож. – Дальше – хватит удара ногой...
Со двора Циремпила проводят в дом и сразу в комнату. Опять взяв под руки. Жестко и бесцеремонно. Только это уже совсем другие люди. Не чеченцы, или, как они себя называют, ичкерийцы. Эти больше похожи на арабов. Тех самых, настоящих, пустынных, которые представляются не в цивильных костюмах, а в бурнусах и верхом на верблюдах, и чаще с кремневым ружьем, чем с пистолетом в подмышечной кобуре.
Один из провожатых остается рядом, по-прежнему мертвой хваткой вцепившись в локоть Дашинимаева, второй осторожно стучит в дверь смежной, угловой комнаты. Из-за двери доносится непонятная реплика. Провожатый осторожно открывает дверь и входит с поклоном. Кто-то там сидит, видимо, очень важный, если к нему относятся с нескрываемым почтением откровенные бандиты.