В частях 2-го артиллерийского корпуса рекогносцировочные работы и работы по оборудованию инженерных сооружений проводились без маскировки. Противник, воздушной разведкой обнаружив подготовку некоторых работ и оживление работы на переднем крае обороны корпуса, произвел бомбометание наших артиллерийских позиций, повредив 11 орудий.
Кроме того, арестованные при переходе на нашу сторону агенты германской разведки, а также захваченные в плен нашими войсками немцы показали, что противнику стало известно о подготовке наступления наших войск на участке 61-й и 63-й армий.
Так, арестованный 29 мая с.г. при переходе линии фронта на нашу сторону агент немецкой разведки Стрелков показал, что среди немецкого командования и солдат идут разговоры, что русские готовят наступление, о чем рассказывают сами русские, захваченные немцами в плен.
Фельдфебель 110-го пехотного полка 112-й пехотной дивизии германской армии Кроноуэр, взятый в плен нашими войсками в июне с.г., показал:
«В отношении наступления частей Красной Армии на данном участке я слышал от ротного командира Рейнгольца, который сообщил солдатам, что в начале июня с.г. были захвачены два солдата русской армии, которые сообщили немецкому командованию, что части Красной Армии ведут подготовку и ожидайте наступления.
Кроме того, Рейнгольц сообщил, что самолет «Фокке-Вульф» на территории частей Красной Армии обнаружил новые огневые позиции артиллерии и большое передвижение войск на этом участке».
Старший ефрейтор той же дивизии Пауль Гунтер на допросе сообщил:
«Командир взвода лейтенант Мендель объявил солдатам, что примерно в начале июня с.г. на данном участке нужно ожидать наступления русских, так как самолет-разведчик обнаружил большое скопление русской артиллерии и усиленное передвижение войск.
Среди солдат шли разговоры, что со стороны русских в районе Большая Каргашенка перешел перебежчик, который сообщил о готовящемся наступлении русских на этом направлении» [76] .
Военные чекисты активно действовали не только на передовой и в прифронтовой полосе, но и в глубоком тылу, например, на Дальнем Востоке. Хотя назвать этот регион мирным – сложно. В любой момент там могла начаться советско-японская война. Выше мы уже рассказали о том, как в тридцатые годы прошлого века Москве с помощью серии спецопераций удалось охладить воинственный пыл Токио. Несмотря на это, угроза для Советского Дальнего Востока продолжала оставаться. Именно поэтому военные контрразведки внимательно следили за боеспособностью Тихоокеанского флота (ТОФ) и регулярно сообщали Военному совету ТОФ «по самым актуальным вопросам жизни флота». Всего за годы войны было передано 218 спецсообщений, из них:
об антисоветских и аморальных проявлениях в частях флота – 15;
о недочетах боевой готовности частей – 39;
о недочетах формирования и отмобилизовывания частей – 15;
о недочетах хранения боезапаса и другого военного имущества – 20;
о ходе выполнения приказа Наркомата ВМФ № 0200 по ведению секретного делопроизводства – 11;
о ходе выполнения приказа Наркомата ВМФ № 0739 об улучшении связи на военное время – 2;
о неправильном строительстве военных объектов – 4;
о необеспечении частей вооружением и другими видами имущества – 3;
о подмене воспитательной работы репрессиями – 2;
о неудовлетворительном хранении бактериологических культур в ветлаборатории ТОФ – 1 [77] .
Среди мифов, связанных с эпохой Иосифа Сталина, есть и такой. За утрату документа, содержащего государственную тайну, человека могли отправить на много лет в ГУЛАГ или расстрелять. Поэтому проблем с соблюдением требований секретного делопроизводства не возникало, и агенты иностранных разведок, при всем своем старании, не могли бы украсть секретные бумаги [78] . Если говорить об отечественном атомном проекте, который возглавлял Лаврентий Берия и отвечал в т. ч. за соблюдение всех требований режима секретности, то это утверждение верно. Взрыв первой советской бомбы был шоком для западных разведок. А вот утверждать то же самое в отношении штабных подразделений Красной Армии во время Великой Отечественной войны сложно. Факты свидетельствуют об обратном. В ходе плановых проверок военные чекисты обнаружили множество грубейших нарушений элементарных требований секретного делопроизводства. Если бы в одном из этих подразделений служил агент немецкой разведки, то нанесенный им ущерб был бы колоссальный. Другое дело, что «особисты» смогли предотвратить проникновение агентуры противника в советские штабы. О противоборстве Москвы и Берлина в тайной войне написано очень много, поэтому мы не будем останавливаться на этой теме, а расскажем о том, как штабные офицеры Красной Армии во время Великой Отечественной войны вольно или невольно становились пособниками врага.
Проверки, которые провели сотрудники Лубянки в первые месяцы войны, выявили многочисленные нарушения в организации криптографической службы в центре и на местах. Результаты этих мероприятий были отражены в различных документах. Например, в докладной записке членов комиссии НКГБ СССР наркому госбезопасности СССР о результатах проверки охраны помещений и хранения военно-оперативных документов в Генштабе РККА (датирована 30 июня 1941 года) и Директиве НКВД СССР № 271 от 8 октября 1941 года, а также в приказах НКО СССР №№ 375, 0281, 0422 о недостатках в работе по приему и передаче шифротелеграмм [79] .
Вот что, например, сообщалось в докладной записке:
«29 июня 1941 года была проверена охрана помещений и хранения военно-оперативных документов в Генеральном штабе Красной Армии.
Проверке были подвергнуты: Оперативное управление (Оперативный пункт, общая часть, восьмой отдел (шифровальный). – Прим. авт.) и узел связи, как места наибольшего сосредоточения важных секретных военно-оперативных документов.
В результате проверки были установлены следующие недостатки в охране, хранении и учете документов, способствующих разглашению военно-оперативной тайны: