И Солженицын, сын Исаака, внук Семёна (не Соломона?), правнук Ефима и муж Светловой, представлен в этой достославной книге, изданной уже четыре раза, как «полуеврей, имя которого не относится к светлым именам». Более того, говорится, что он «первый среди интеллигентов за год до путча Ельцина в 1993 году предложил разрушить Россию и этим вырыл пропасть между собой и страной, подал масонам надежду, что он их друг и союзник против России… Солженицын вместе с Ростроповичем, Искандером и Граниным примыкал к „Интернационалу культуры“ бездуховных „граждан мира“, червей ложной демократии» (с. 411, 521).
И несмотря на такую характеристику, академик Солженицын в поте лица своего трудился на подхвате у вышеназванных академиков многих академий: столь же истово из русских людей фабриковал евреев. Например (Двести лет вместе, т. 2, с. 320), обратил в иудейство знаменитого русского музыканта Льва Николевича Оборина (1907–1974), который ещё в 1927 году, как победитель Международного конкурса пианистов в Варшаве, первым принес славу советской музыкальной культуре. Потом он стал и профессором Московской консерватории, и народным артистом СССР, и лауреатом Сталинской премии. Так же беспощадно обошелся сын Исаака и с народным артистом, Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и Сталинской (дважды) премий Василием Павловичем Соловьевым-Седым (1907–1979), который был еще и председателем Союза композиторов РСФСР. А ведь он — автор таких замечательных, ставших поистине народными песен времен войны и мира, как «Вечер на рейде», «Соловьи», «На солнечной поляночке», «Подмосковные вечера», «Если бы парни всей земли»… Послушаешь этих академиков, этих радетелей русской культуры, этих червей демократии, так талантливых да и просто примечательных людей среди русских и не было, и нет.
* * *
Слушайте дальше: «Москва говорила голосом народного артиста Юрия Левитана: „голос СССР“ неподкупный вещатель нашей Правды, главный диктор радиостанции Коминтерна и сталинский любимец. Целые поколения выросли, слушая его: читал он и речи Сталина, и сводки „от Информбюро“, и что началась война, и что она кончена». Сколько здесь невежественного вздора!
Во-первых, Коминтерн не имел своей радиостанции, но была радиостанция имени Коминтерна. Во-вторых, Ю. Б. Левитан был не «главным диктором», а рядовым. В-третьих, работал он не на радиостанции им. Коминтерна, а на Всесоюзном радио. В-четвертых, о том, что «началась война», объявил не он, а Первый заместитель Председателя Совнаркома СССР, народный комиссар иностранных дел В. М. Молотов. В-пятых, народным артистом, в отличие, допустим, от ельцинско-путинского хохмача Якубовича («Поле чудес»), Левитан стал в 66 лет после почти пятидесяти лет работы на радио, за два года до смерти. В-шестых, Солженицын ведь с потолка взял, что Левитан был «любимцем Сталина», но, надо полагать, Сталин действительно ценил, уважал, вероятно, даже и любил мастерство диктора, как ценил, уважал и любил весь советский народ. А немецкие фашисты и отечественные выблядки, вроде власовцев, разумеется, ненавидели Левитана и его голос. Особенно с ноября 1942 года, когда он стал так часто объявлять о наших победах. Именно за это люто ненавидел Левитана и этот злобный маньяк. Ведь с какой ненавистью он писал в «Архипелаге»: «Москва лупила салюты…» И объявил в связи с всенародным ликованием 9 мая 1945 года: «Не для нас эта победа!» (Архипелаг, т. 1, с. 240). Конечно, и не для Власова, и не для Горбачева с Ельциным.
А фонтан жидоедства опять заработал: «Прослеживая дальше культурную работу, как пропустить в 30-е годы и всеохватные достижения композиторов-песенников. Тут Исаак Дунаевский, как утверждала официальная критика, писал „легкие для усвоения песни, прославлявшие советский образ жизни“» («Марш веселых ребят», «Песня о Каховке», «Песня о Родине», «Песня о Сталине»).
Да, песни Дунаевского, не то, что нынешние, прославляли наш образ жизни, были легкими для усвоения, мелодичными, а главное — они правдивы и говорят о любви к Родине. Их пел весь народ. Взять хотя бы первую из них на слова В. Лебедева-Кумача.
Шагай вперед, комсомольское племя,
Шути и пой, чтоб улыбки цвели…
Мы покоряем пространство и время,
Мы молодые хозяева земли…
Так и было. А кто ныне хозяева земли, её недр, заводов и фабрик? Смотрите всё тот же журнал «Форбс». Там эти хозяева названы по именам. Сто красивейших имён…
Когда страна быть прикажет героем,
Из нас героем становится любой…
Ну, не любой, конечно, это естественно, не следует понимать буквально, тут поэтическое преувеличение, кое-кто стал не героем, а злобным клеветником войны, но отрицать массовый героизм советских людей во время Великой Отечественной на фронте и в тылу не посмел ещё никто, кроме автора «Архипелага».
Мы можем петь и смеяться, как дети,
Среди упорной борьбы и труда, —
Ведь мы такими родились на свете,
Что не сдаемся нигде и никогда.
Что тут не так? Почти вся Европа, чуть-чуть потрепыхалась и покорно легла под Гитлера, а мы нигде и никогда не думали сдаваться, — даже в дни, когда враг стоял в 27 верстах от Москвы, даже когда он вышел к Волге, даже когда он водрузил свой флаг на Эльбрусе.
А «Песня о родине» Дунаевского на слова того же Лебедева-Кумача! Да это был наш второй гимн, ее мелодию ловили во всем мире — она была позывным Советского радио.
Профессор М. Белов писал недавно в «Патриоте» № 19: «С удивлением и возмущением услышал я недавно интервью „Радио России“ патриарха Алексия, который утверждал, что слово „родина“ до нападения фашистской Германии было у нас чуть ли не под запретом, что только когда пришла нацистская беда прозвучали слова „братья и сестры“, вспомнили имена Александра Невского, Димитрия Донского, Минина и Пожарского». Профессор объясняет это нелепое заявление тем, что, мол, Алёша Ридигер был до войны малолетком и не помнит то время. Думаю, что дело не в этом. Когда началась война ему все-таки шел тринадцатый год, но, сын настоятеля церкви, жил он, за исключением последнего советского года перед войной, в буржуазной Эстонии. Возможно, там и был запрет на слова «родина», не знаю…
Но думаю, что в истории со словом «родина» длительное проживание вне России ни при чем. Вот же Надежда Мандельштам всю жизнь прожила здесь, но уверяет в своих воспоминаниях, что слова «честь» и «совесть» в сталинское время «совершенно выпали у нас из обихода — не употреблялись ни в газетах, ни в книгах, ни в школе». А между тем, она не могла не помнить хотя бы о том, что тогда в газетах и школах, и на всех идеологических перекрестках красовались слова Ленина, сказанные еще до Октябрьской революции: «В партии мы видим ум, честь и совесть нашей эпохи». На тех же перекрестках сияли слова Сталина из доклада на XVI съезде партии: «В нашей стране труд стал делом чести, делом славы, делом доблести и геройства».
Но что Мандельштам! Вот эстрадная певица Изабелла Юрьева. Тоже всю жизнь прожила в России, в СССР, и ухитрилась дотянуть до ста лет, восемьдесят из них мурлыкая песенки о радостях и печалях любви. И вот, выступая в день своего столетия по телевидению, заявила, что при Сталине порядки царили такие ужасные, что невозможно было произнести с эстрады слова «любовь», «люблю», «любимый»— тотчас хватали и волокли на Лубянку.