«Своими я считаю парижские улицы. Недавно я был в Париже и чувствовал там себя абсолютно счастливым». Чего ж не остался во имя абсолютного счастья? «И если у меня нет работы, я поеду туда, где чувствую себя дома. Скорее всего, я уеду во Францию». Не только в Китае или Америке, но и в Лихтенштейне, в Монте-Карло, ему сказали бы: «Ну и шпарь туда, печеночный сосальщик!» А у нас он — известнейшее в стране телетрепло государственного канала, какой-то академик, даже президент. И не уедет он во Францию, где с русскими деньгами чувствует себя абсолютно счастливым, потому что там никому не нужен, занимать такое место и грести такие деньги он может только в России при нынешней национально бесполой власти. И вы, Медведев, указать Познеру на дверь никогда не посмеете.
Любимый предмет познерского ковыряния — патриотизм. Сергей Ковалев однажды заявил, что Лев Толстой сказал: «Патриотизм — это последнее прибежище негодяев». Однако вскоре выяснилось, что афоризм принадлежит английскому писателю Сэмуэлю Джонсону (1709–1784). Но, во-вторых, так мог сказать и Толстой, ибо речь тут идет не о патриотизме, а о негодяях, которые прячутся за патриотизмом, как за самой надежной стеной. Но Познер подхватил афоризм в ковалевском толковании. Ему это было очень нужно для того, чтобы высмеять русский патриотизм!
Сей телефранцуз пускается еще и в рассуждения о русском характере: «В российском менталитете негатив закреплен. Мы (и он с нами! — В.Б.) всегда начинаем ответ словами „нет“ или „не получится“, „это невозможно“». Ну, правильно, иногда мы так отвечаем. Например, в 1941 году Гитлер задал нам вопрос: «Хотите быть моими рабами?» Мы всем народом сразу ответили: «Нет, не получится, это невозможно». И Гитлеру свернули шею. Это оказалось возможно.
А у Познера есть и еще укор нам, русским: «Если американцу сделать какое-нибудь (?!) предложение, первое, что он будет делать — думать, как это осуществить». Вранье. Клевещет и на американцев. Первое, что «будет делать» разумный американец, — подумает: дельно ли, выгодно ли, законно ли и лишь потом, если нет противопоказаний, — как осуществить это предложение. «А у россиянина первым ответом будет: „Это невозможно!“ Ну, какое французское долдонство! Так он говорит о русских, создавших великую страну, сверхдержаву, наступавшую на пятки его Америке, и если бы не банда предателей, сейчас Америка мечтала бы разглядеть вдали русские пятки. Вспомнил хотя бы, если слышал, россиянина Чичикова. Он объехал других россиян — Манилова, Плюшкина, Коробочку, Ноздрева… И всем делал невероятное предложение: продать ему мертвые души. И что же? Ни один не сказал: „Это невозможно!“ Все продали. И только Манилов вначале немного замялся: „А не будет ли сия негоция нежелательна для будущих видов отечества?“
А французский знаток русской души продолжает: „Даже когда русские люди встречаются и спрашивают „Как дела?“, в лучшем случае отвечают „Нормально“. Сказать „Хорошо“ или „Отлично“ как-то неловко“. Мыслитель, было время, когда советский поэт писал:
Я земной шар
чуть не весь обошел, —
и жизнь хороша
и жить хорошо.
А в нашей буче,
боевой, кипучей, —
и того лучше.
Народ повторял за поэтом: „И того лучше!“ И не ваш ли батюшка Владимир Соломонович Познер (1905—?) так обожал этого поэта, что Корней Чуковский 5 декабря 1920 года записал в дневнике: „Никогда не забуду маленького, черненького Познера, который отшибал свои детские ладошки, аплодируя его стихам“.
А великий поэт оглашал всю Россию:
Надо мною небо — синий шелк.
Никогда не было так хорошо!
И народ повторял: „Никогда — до Советской эпохи!“
А вот взгляд академика на сферу его любимой профессиональной деятельности: „По телевидению не нужно давать концерты Чайковского. Телевидение это совсем другое“. Какое другое? А вот, говорит, что определяет его суть: „Публика хочет смотреть и криминал, и то, что можно назвать подглядыванием в замочную скважину… Люди хотят знать об убийствах, изнасилованиях, наводнениях и катастрофах…“ Подглядывание во все времена у всех народов считалось подонством. Гамлет от имени всего прогрессивного человечества заколол шпагой царедворца Полония, который пытался за ним подглядывать. А ставить это гнусное занятие в один ряд с наводнением и катастрофой может только сверхподонок. Разумеется, многое из того, что названо, телевидение должно показывать, но оно же у нас завалено сплошь кошмарами и мерзостью вплоть до половых актов на экране. И конечно, везде есть и всегда были люди, охочие до таких зрелищ. Однако даже антисоветчик Виталий Гинзбург, академик, Нобелевский лауреат, сказал: „Если будет написана история нынешнего времени, то честный исследователь назовет наше телевидение преступной организацией“. И Познер — один из главных руководителей этой организации. А вы, тов. Медведев, награждаете их орденами.
„Настоящее телевидение, — говорит Познер, — это английское, американское Си-би-си…“ Это почему же? А потому, что „американское телевидение пропагандирует семейные ценности, там полицейские, пожарные, врачи — классные ребята. Эти истины возведены в ранг базовых ценностей общества“. Да ведь так было до вашего нашествия и на нашем телевидении, в нашем кино. Классный парень полицейский? Пожалуйста, участковый милиционер Федор Иванович Анискин, великолепно сыгранный в кино великолепным Михаилом Жаровым. Классный врач? „Платона Кречета“ или „Доктора Калюжного“ смотрел? Едва ли! И он рад, что в Америке вот так, а в России ему и его сатрапам удалось устроить все наоборот: „Только начинаешь показывать позитив, зритель переключается на другой канал“. Ну, что такое „позитив“ по Познеру, мы знаем. Например, давнее вранье о том, что советский генерал Суслопаров, от нашей стороны присутствовавший 8 мая 1945 года при предварительной церемонии подписания капитуляции в Реймсе, по приказу Сталина расстрелян. Или вот недавняя беседа с ак. Ж. Алферовым. Там он сказал, что его семья вернулась из Франции в Россию в декабре 1952 года, и если бы через два месяца Сталин не умер, то наверняка вся семейка была бы тотчас посажена или расстреляна. Но зачем же они приехали, если точно знали, что „другу отца не повезло“: он вернулся в 1936 году и едва успел жениться, как его тотчас упекли аж, говорит, на 17 лет. Поди проверь!.. А он, оказывается, был замечательный человек, может быть, ровня Ходорковскому.
О нем так: „Я отдаю должное Ходорковскому, как человеку умному, умелому и дальновидному“. Да как же он при таких достоинствах, особенно дальновидности, угодил на много лет в тюрягу шить варежки? Не в этом дело, говорит Познер, а в том, „зачем таких людей держать в клетке? Они, что — опасные преступники?“ Да, суд решил, что Ходорковский и Лебедев преступники. Познер не оспаривает справедливость решения суда. Более того, он — гляньте! — вопрошает: „Что, Ходорковский ни в чем не виноват? Достаточно посмотреть, как была проведена приватизация — это же грабеж средь бела дня. Небольшая кучка людей сказочно обогатилась, а гигантское количество людей стало нищими“. Правильно. Так вот Ходорковский из этой самой кучки грабителей народа — один из опаснейших преступников. Признавая это, Познер, однако же, возмущен, что преступника — свой же человек-то! — держат в „клетке“.