Разве в Советское время страна знала столько авиационных и всяких иных катастроф! Как во всем мире, они, конечно, случались и у нас, но это всегда было нечто чрезвычайное, из ряда вон выходящее, и мы знали их наперечет: гибель стратостата (П. Федосеенко, А. Власенко, И. Усыскин), поднявшегося на рекордную высоту в 22 километра, но 30 января 1934 года разбившегося при спуске; катастрофа в 1935 году тогда самого большого в мире самолета «Максим Горький» (АНТ-20); при дерзкой попытке пройти за одну навигацию по Северному морскому пути от Мурманска до Владивостока затерт во льдах пароход «Челюскин»; гибель Валерия Чкалова… гибель Гагарина… Это были «трагедии высокого ранга», трагедии титанов, дерзнувших на подвиг во имя родины. А ныне трагедии стали повседневными, обыденными, заурядными, порой даже безымянными: разбиваются самолеты, совершающие обычный рядовой внутренний рейс согласно расписанию; во время безмятежной туристической прогулки тонет корабль, и гибнут 122 пассажира с детьми; горит ночная увеселительная забегаловка «Хромая лошадь» и уносит 158 молодых жизней; великую Саяно-Шушенскую ГЭС, творение титанов, пигмеи у власти ухитряются превратить в место гибели 75 ее работников; психически нормальная ведьма из Красноуфимска убивает молотком 18 старух ради добычи 40 тысяч рублей, в самом начале разбоя милиция задерживает ее, удивляется, умиляется похожестью задержанной с распространенным фотороботом и отпускает, хотя у нее нет никаких документов; другая ведьма из подмосковного Долгопрудного выбрасывает с 15-го этажа двух малолетних сыновей… И при всем этом — как до рокировки, так и после рокировки — кремлевские спецы по лакировке, не умолкая, твердят о стабильности. Патриарх им подпевает. И так будет даже тогда, когда всем им поставят мат. И помощниками, доверенными лицами этих пигмеев выступают множество известных и по должности заслуживающих уважения лиц.
* * *
«Нашему государству, — продолжал Андрей Битов, — абсолютно наплевать на культуру, искусство. Как сели на трубу, так и не слезают с нее. И вешают нам всем лапшу на уши. И больше их ничего не волнует». Насчет трубы и лапши верно. Но надо уточнить. Специалисты по лапше, будучи развратными тупоумными невеждами, все-таки смутно догадываются о роли искусства, культуры, истории и потому назначают заправлять этим делом и поощряют здесь своих преданных провокаторов, наглецов, неучей и, разжигая антисемитизм, выискивают таких тоже главным образом среди отмороженных собратьев: Швыдкой, Радзинский, Кулистиков, Сванидзе, Млечин… О подобных мерзостях не стеснялись говорить и Маркс, и Ленин, и Сталин, и Плеханов.
Или взять дело Государственных премий. Когда давали Сталинские премии Шолохову или Шостаковичу, Твардовскому или Улановой, Сергею Прокофьеву или Дунаевскому, Эренбургу или Корину, Эйзенштейну или Сергею Герасимову, то все знали, за что дают, — вся страна читала их книги, пела и слушала их песни, смотрела их фильмы, спектакли, картины. Но вот Ельцин учредил свои премии, размером, кажется, в 200 тысяч рублей. Придя к власти, Путин вздул их до 5 миллионов. И кому же первому — ведь это принципиально! — он ее вручил? Белле Ахмадулиной. Этим именем он обозначил государственную политику в области культуры. Бесспорно, в своем амплуа поэтесса была талантлива. Однако все знают Ахмадулину (тонкие знатоки искусства могут даже перечислить ее известных и безвестных мужей: Евтушенко, Нагибин, Мамлин, Кулиев-младший, Мессерер), — но почти никто не знает, что она написала.
А вот недавно получил премию Владимир Спиваков. Это как раз пример заимствования худшего из Советского времени, когда часто награждали одних и тех же. Ведь смысл премии в том, чтобы или сделать имя талантливого человека известным, заслуженно прославить его, или еще и поддержать нуждающегося человека материально. И зачем ваша премия Спивакову? Он — несусветный богач, а известен больше, чем сам награждалыцик. Кроме того, следовало бы учесть, что недавно, написав похвальное предисловие к лживой книге американца Соломона Волкова о Шостаковиче, Спиваков принял участие в грязной клевете на великого композитора, ибо в книге тот представлен лжецом, лицемером, трусливым бесхарактерным рохлей. Он, мол, всю жизнь ненавидел Советскую власть и писал замаскированно антисоветские вещи, но его почему-то загнали в партию, и он страдал, стыдился, обливался слезами. Константина Федина, Леонида Соболева, возглавлявших Союзы писателей, Игоря Моисеева, руководившего всемирно знаменитым ансамблем, и многих других не могли загнать, а вот мямле Шостаковичу как скомандовали «Становись!», так он и встал, и руки по швам, — так утверждает Волков к удовольствию Спивакова. А ведь у нас даже многие высокопоставленные военные не состояли в партии. Будущий маршал Б.М. Шапошников на одном съезде партии речь держал именно от лица беспартийных военных. А тут вот… Как же можно награждать после участия в такой диверсии против русского искусства?..
Читаем Битова дальше: «У нас в литературе в последнее время появилось много сомнительных фигур и голых королей». Справедливо. Но если много, то назвал бы хоть одного. Вот, например, Виктор Ерофеев, с которым вы однажды, по его словам, чуть не убили друг друга, сомнительная фигура? По-моему, ничего сомнительного, все предельно ясно. А Улицкая — голая королева или все-таки в бикини? Молчит живая легенда.
И опять только общие слова: «Сейчас у нас везде рыночные отношения, и в литературе. Нужно постоянно пиариться, участвовать в каких-то сомнительных сделках, с кем-то договариваться, идти на уступки… авторы тусуются, премии организуются, места в табели о рангах распределяются… Мне это противно. В этом плане я вполне советский человек». Приятно слышать, что вполне. Действительно, советским людям все это противно. И мне лично — тоже. Но, во-первых, что за «табель о рангах»? Где он вывешивается? Кто его оглашает? С какого амвона? И разве может этим табелем интересоваться, беспокоиться о нем настоящий писатель, тем более — «ярчайший представитель»? Один из них сказал собратьям: «Ты царь. Живи один…» Во-вторых, «Литературная газета» уверяет, что Битов «лауреат многочисленных премий». Так что, пиарился? Тусовался? Договаривался? Участвовал в сделках? Шел на уступки? Похоже, что именно так.
Разве тут же не была явлена такая, например, уступка: «Хамство и растление у нас продолжается с 17-го года». А ведь только что уверял, что советскому человеку отвратительны разного рода сомнительные сделки, беспринципные уступки, закулисные договоры, — где тут хамство и растление? Это и есть лапша на уши, но именно за такую лапшу и дают премии даже «вполне советским» человекам. Тем паче, если тут же и такое: «Мы сейчас пожинаем плоды сталинской политики. Некультурность, раболепство, безграмотность души…» Именно об этих плодах долдонят постояльцы Кремля и их наймиты.
А тут еще и вот что: «Сталин глушил офицеров, вернувшихся из Европы с победой». И как же он их глушил: толом или скалкой по кумполу? И кого же оглушил до полной глухоты? Почему-то опять нет ответа…
И все твердит, классик, что в советское время «мы были запуганы», все жили в страхе. Да ничего подобного! В страхе жили антисоветчики, и это вполне естественно. Как было не знать страха, допустим, критику Сарнову, если в его компашке антисоветчина и русофобия простирались от клеветы на Шолохова до глумления над родиной, которую они, пуская блаженные слюни, называли «сранью»?