Но долго выказывать восторг было не в правилах подполковника. Жестом он послал мальчика вперед, и сам последовал за ним. Мальчик, кажется, прекрасно понял, что им предстоит, и крался неслышно, как и сам Сохно.
Кордебалет подсказал правильную позицию. Из-за поваленного ствола старой сосны, из-за мощного вывороченного вместе с землей корня, хорошо было видно уменьшившуюся в составе группу Хусея Ювелира. С места боевики не двигались, дожидаясь, видимо, тех, что стали жертвой «винтореза». И собрались в неглубокой ямке, считая, что укрылись от посторонних глаз.
– Как-то Обейда на это отреагирует? – скорее сам себя, чем кого-либо, спросил полковник Согрин. – В принципе он уже отреагировал. Уйдет в сторону, и все. Вмешиваться не будет.
– Шурик. – Сохно обратился к Кордебалету. – После меня начинай помогать. Пока я буду перезаряжать, они могут разбежаться.
– Сделаю. Но они тесно сидят. Можешь и всех накрыть.
Сохно забрал у мальчишки второй автомат и тоже зарядил «подствольник». Автомат под рукой оставил, зная, какую отдачу имеет гранатомет и куда единственный выстрел может отбросить мальчишку, предпочел сделать оба выстрела самостоятельно.
Два выстрела последовали один за другим.
Взрывы подняли много пыли, и сразу рассмотреть результат было трудно. Во втором автомате патроны были. Но Сохно отложил его в сторону, привычно приготовив оба своих пистолета, но не стрелял, предпочитая цель, которую он видит. А автомат сразу оказался в руках мальчишки. И, не дожидаясь, когда прояснится картина внизу, очереди стали рвать пыльный и дымный воздух…
– Отряд Хусея Ювелира благополучно прекратил свое существование, – доложил невидимому командованию Кордебалет.
А мальчишка все продолжал стрелять, хотя видно уже было, что из ямки никто не встает. Так много, видимо, ненависти накопилось у пацана.
3
На свободной дороге Сережа Яблочкин гнал уже так, как позволяли обстоятельства и основательно разбитая лента шоссе. Но маленькая машина имела достаточно широкие шины, чтобы не слишком чувствовать каждую дорожную неровность, а сравнительно небольшое движение в этом направлении позволяло сокращать потерянное время.
– А куда, позволь спросить, мы все-таки так торопимся? – внезапно, словно проснувшись, и даже слегка зевая, поинтересовался полковник Студенцов.
– Скорость, товарищ полковник, не любите? – задал встречный вопрос майор Яблочкин. – Зря. Скорость – это жизнь.
Алексей Васильевич усмехнулся:
– Скорости я, честно говоря, не боюсь, когда сам за рулем. Другим просто не всегда доверяю. Но дело не в этом. Меня больше интересует план мероприятий по работе с Доктором Шинкуа. И не меньше…
– По правде говоря, плана никакого нет. Мы просто не успели составить план, и действовать должны, исходя из сложившихся обстоятельств. В первую очередь нам сейчас вместе с лечащим врачом необходимо выяснить, насколько память вернулась к Доктору Шину и что можно из него выкачать все по той же самой теме. Если что-то возможно, мы заберем его в одну из наших лабораторий, где его попытаются привести в соответствующее состояние, чтобы впоследствии привлечь к инженерным разработкам в закрытом институте. Есть еще варианты… Но это предстоит решить на месте.
– Какие варианты?
– Китаец работает на компьютере. Если мы сможем, мы подключим нашего специалиста в Москве, чтобы он через сеть просмотрел данные на его компьютере вместе с другим специалистом, понимающим что-то в генераторах неравномерной плазмы… Но в любом случае Шина следует брать в оборот и выкачивать из него все, что возможно.
– Ничего из него не выкачаешь, – спокойно и даже обреченно не согласился полковник. – Не тот человек Шинкуа, чтобы можно было из него что-то выкачать. Мне так кажется. Если к нему и вернулась память, он будет до определенного периода продолжать умело разыгрывать старую роль.
Яблочкин притормозил, затем переключил скорость и совсем остановился. Положив руки на руль, он повернулся к полковнику.
– Что вы имеете в виду, товарищ полковник?
Студенцов думал целую минуту, то ли соображая и формулируя еще не оформившуюся мысль, то ли вспоминая что-то, связанное с Доктором Шином. Наконец, ответил неторопливо и вдумчиво, сам не будучи уверенным в правоте своих слов:
– Я, будучи еще Гленом Расселом, знавал профессора Хуахина Шинкуа, этнического колумбийца, даже индейца одного из колумбийских племен, но при этом гражданина Америки, попавшего в Штаты вместе с родителями в раннем детстве. Английским языком доктор Шинкуа владел в совершенстве. Вы, может быть, не совсем понимаете сложившуюся в Америке систему менталитетов. Родители – колумбийцы. Они не могут жить вне колумбийской диаспоры. Они просто не смогли бы без нее прожить… Они и жили в ней… Естественно, представителя диаспоры все бытовые разговоры между собой ведут на испанском языке. Иногда «латиносы» на испанском говорят гораздо лучше, чем на английском. В большинстве случаев так и бывает. Иногда вообще не говорят по-английски, хотя это реже. Но, странное дело… Когда мы безуспешно вводили доктору Шинкуа антидот, пытаясь вернуть его в нормальное состояние, он разговаривал на испанском, по словам переводчика, совсем плохо. Не так, как разговаривают «латиносы»… И, скорее, на кастильском наречии…
– И что же?
Полковник Студенцов опять долго молчал, вспоминая.
– Однако потом случайно выяснилось, причем, когда Шинкуа был в беспамятном состоянии, что он свободно разговаривает и пишет по-китайски… Лучше, чем человек, проживший несколько лет в Китае или просто имевший много контактов с китайцами. А доктор Шинкуа, как говорили наши данные, с китайцами никогда не контактировал и китайскую культуру самостоятельно не изучал. Откуда знание языка? Почему именно китайского, к которому он не должен иметь отношения?
Сережа повел крутыми плечами:
– Я читал про человека, который после аварии, в которой едва выжил, стал вдруг говорить на древнеиндийском, на каком-то прасанскрите. И свободно читал каменные рукописи, то есть тексты с каменных плит, которые ученые за пару тысячелетий не смогли расшифровать.
– Эту историю и я слышал. Но я разведчик, как и вы, и потому мы обязаны доверять не эзотерическим толкованиям, а реальным фактам. Вот потому у меня и появилось подозрение, что Доктор Шинкуа, вернее, Доктор Шин, в действительности и является человеком по имени Шин. Он сам так представился, когда его однажды спросили. Долго думал, а потом представился… Кажется, что-то хотел добавить, поскольку у китайцев имена чаще всего многосложные, видимо, напрягал память, но вспомнить не сумел. Так его и стали звать…
– Это одна из задокументированных версий, и я с ней, товарищ полковник, тоже знаком. Но что она нам дает? Эту версию следует длительное время прорабатывать, и искать концы в Америке, а это сейчас не так просто.
– Вот я и думаю… Если к разведчику вернулась память или даже частичка памяти, он вспомнил, кто он есть… Что он будет делать в сложившейся не в его пользу ситуации? Соображай, Сережа, соображай…