Таким образом, в ту неделю, когда происходили самые кровавые события, страна была заблокирована от внешнего мира. В то время по улицам двигались танки, а солдаты ломали двери домов, на стадионах гремели выстрелы — там шли массовые расстрелы, тела складировались вдоль улиц и плавали в реке; книги сколько-нибудь подозрительного содержания сбрасывались в костры; солдаты разрезали брюки на женщинах, крича при этом: «Женщины в Чили носят платья!».
В результате этих событий бедные в Чили возвратились к своему естественному состоянию, а джентльмены в Вашингтоне и в залах международных банков открывали свои чековые книжки.
Год спустя президент Джеральд Форд объявил: то, что Соединенные Штаты сделали в Чили, было «на благо людей в Чили и, конечно, в наших собственных интересах» [64]. Это заявление было сделано неспроста.
По словам Джеральда Форда, все это «было сделано ради сохранения оппозиционных газет, радио и телевидения, а также оппозиционных политических партий» [65]. Присутствующие там корреспонденты были настолько добры или настолько угодливы, что не посмели спросить у Форда его мнение о чилийской хунте, при которой любая оппозиция, любого толка, в любой форме, в любой среде была запрещена.
Утверждать, что Соединенные Штаты в Чили отражали советскую угрозу западному миру, конечно, было обязательным требованием и для других чиновников и конгрессменов. Но советское отношение к правительству Альенде не соответствовало ни одной из гипотез. Язык американских разведывательных сводок подтверждает, что: «Советские увертюры к Альенде… характеризуются подчеркнутой осторожностью и сдержанностью»; «главное советское желание — избежать» еще одного груза ответственности, как в отношении Кубы; русские «советуют Альенде улучшить его отношения с Соединенными Штатами… чтобы ослабить напряжение между этими двумя странами» [66].
Исследование ЦРУ от 7 сентября 1970 года, спустя три дня после победы Альенде на выборах, заключило следующее.
1. У США нет жизненно важных национальных интересов в пределах Чили. Однако возникли бы ощутимые экономические потери.
2. Мировое военное равновесие сил не было бы значительно изменено правительством Альенде.
3. Победа Альенде, однако, привела бы к значительным политическим и психологическим затратам:
а) единству Западного полушария угрожала бы проблема негативного отношения правительства Альенде к Организации американских государств и реакции, которые это породило бы в других странах;
б) победа Альенде представляла бы определенную психологическую неудачу США и определенное психологическое преимущество марксистских идей [67].
«Ощутимые экономические потери», вероятно, относились к ожидаемой национализации американских медных горнорудных компаний. Это в действительности и произошло. Компаниям не было выплачено никаких компенсаций, так как «Народное единство» просчитало, что за годы многолетних сверхприбылей многие компании фактически были должны деньги Чили.
«Реакции, которые это породило бы в других странах…» — что это может означать, кроме того, что народы других стран могли бы быть вдохновлены на решение своих собственных социальных и экономических проблем социалистическими методами? Иначе говоря, Чили под управлением Альенде могло бы сделать реальностью тот призрак, который преследовал американских политиков в коридорах официального Вашингтона: успешная альтернатива капиталистической модели.
Вашингтон не знает большей ереси для третьего мира, чем независимость. В случае Сальвадора Альенде независимость была бы одета в особенно провокационный костюм — костюм марксиста, законно избранного и соблюдающего конституцию. Такого не должно случиться. Это могло потрясти сам фундамент, на котором построена антикоммунистическая башня, подорвать доктрину, кропотливо взращиваемую на протяжении многих десятилетий: коммунисты могут прийти к власти только через силу и обман, они могут сохранить власть только посредством террора и промывания мозгов населению.
Есть только одно зло, большее, чем марксист у власти, — законно избранный марксист у власти.
«Черт! Да это лучшее правительство со времен Перикла», — заявил американский двухзвездный генерал [1] (газетное сообщение не упомянуло, жевал ли он при этом большую толстую сигару).
Правительство, о котором доблестный генерал высказывался так экспрессивно, было хунтой полковников, которая пришла к власти путем военного переворота в апреле 1967 года. За ним тут же последовали традиционное военное положение, цензура, аресты, избиения, пытки и убийства, жертвами которых стали примерно 8000 человек в первый же месяц, и такое же традиционное заявление, что это все делалось ради спасения страны от «коммунистической угрозы». Такие проявления тлетворного влияния, как мини-юбки и длинные волосы, а также иностранные газеты, подрывающие устои греческой жизни, должны были быть устранены. Посещение церкви для молодежи должно было стать обязательным [2].
Репрессии были настолько зверскими и стремительными, что к сентябрю Дания, Норвегия, Швеция и Нидерланды уже выступали перед Европейской комиссией по правам человека, обвиняя Грецию в нарушении большинства положений этой Комиссии. Еще до окончания 1967 года организация «Международная амнистия» (Amnesty International) направила своих представителей в Грецию для проведения расследования. В последовавшем отчете утверждалось, что «пытки используются тайной полицией и военной полицией как намеренная практика» [3].
Переворот произошел за два дня до начала предвыборной кампании в федеральные органы — казалось, что эти выборы помогут вернуть в кресло премьер-министра старого либерального лидера Георгиоса Папандреу. Он был избран в феврале 1964 года абсолютным большинством, что впервые произошло в истории современных греческих выборов. И тут же начались успешные махинации по его немедленному смещению: совместная работа королевского двора, греческих вооруженных сил, американских вооруженных сил и сил ЦРУ, находящихся в Греции.
Филип Дин (Philip Deane) под псевдонимом Герассимос Гигантес — грек, бывший сотрудник ООН, — работал в тот период и на короля Константина, и в качестве представителя правительства Папандреу в Вашингтоне. Он в деталях описал этот заговор, направленный на подрыв доверия к правительству и упрочение положения военных заговорщиков, о грубой силе, примененной ЦРУ в его стране [4].
Ранее (см. главу 3) мы видели, что Вашингтон смотрел на Грецию, как на свою собственность, которая должна быть отстроена для удовлетворения вашингтонских потребностей. История, рассказанная Д и ном, иллюстрирует, как незначительно изменилось подобное отношение и насколько непрочным было положение Папандреу: во время одного из вечных споров между Грецией и Турцией в отношении Кипра. Теперь спор перетекал в сферу НАТО: президент Джонсон вызвал посла Греции, чтобы сообщить ему о «решении проблемы», избранном Вашингтоном. Посол возразил, что это недопустимо для греческого парламента и будет противоречить греческой конституции. «Тогда слушайте меня, господин посол, — сказал Президент Соединенных Штатов, — в задницу ваш парламент и вашу конституцию. Америка — слон. Кипр — блоха. Если две блохи продолжат раздражать слона, они могут просто-напросто быть раздавлены его тушей, и хорошо раздавлены… Греки получают от нас много добротных американских долларов, господин посол. Если ваш премьер-министр разглагольствует о демократии, парламенте и конституциях, то он, его парламент и его конституция долго не продержатся» [5].