Я называю это «синдромом Сарнова». В сочинении «Случай Эренбурга» сей мыслитель из региона Елисеевского магазина рассказывает: «Однажды (году в сорок восьмом), держась, как обычно, за руки, шли мы с моей любимой по Тверской и остановились перед портретами писателей в витрине книжного магазина, что напротив Моссовета. Он и сейчас существует, но теперь там совсем другие портреты: Высоцкий, Окуджава…» Это магазин «Москва» (бывший «Сотый»). Он не напротив, а наискосок от Моссовета. Я там нередко бываю и названных портретов никогда в витрине не видал, но не в этом дело. Вот сарновский синдром: «А тогда? Вы только представьте, что творилось: на самом видном месте красовался портрет автора (точнее, того, кто считался автором) «Тихого Дона».
Поняли, читатель, что творилось при Советской власти ― чтили русского классика, знаменитого во всем мире. Это для Сарнова и его любимой непереносимо! «И вдруг, ― продолжает он, ― моя любимая сказала:
— Какое ничтожество ― Шолохов! Невзрачное какое-то личико, усишки…
И я увидел: в самом деле ― ничтожество!»
Мало им клеветы о плагиате, мало злобного вранья о великом писателе, их еще и внешность его бесит! Но Боже милостивый, она бесит человека, который сам-то, если посмотреть справа ― вылитый Квазимодо, если слева ― Урия Гипп, если в лицо ― Баба-Яга в приступе диареи.
Но вот что писал, например, Эренбург, вспоминая об одном из помянутых солдафонов ― о командующем 5-й армией генерале Л.А.Говорове, на КП которого под Можайском он побывал 18 января 1942 года: «Я увидел не бравого вояку, а скорее математика или инженера, хорошего русского интеллигента. Потом я иногда встречал Леонида Александровича на фронте, в Москве, в Ленинграде; помню вечер в мае 1945 года ― мы говорили о красоте белых ночей, о поэзии, об игле Адмиралтейства». В другом месте воспоминаний: «В Сухиничах я познакомился с генералом Рокоссовским. Кажется, он был самым учтивым генералом изо всех, которых я когда-либо встречал». Подумайте, Штейнберг, как со своим злобным косоглазием выглядели бы вы, если вас посадить между этими русскими генералами.
Да, наши военачальники не отличались аристократичностью происхождения, не было среди них ни одного князя, Ф афа, барона. Если взять командующих фронтами во время войны, а это 43 маршала и генерала, то 21 из них или сами в молодости крестьянствовали, или из крестьянских семей,
15 — сами были рабочими или из рабочих семей (ВИЖ, 1993, № 5, с. 21–26). Это большинство. Конечно, они несли печать своего простонародного происхождения. А вот немецкие генералы почти сплошь — изысканные «фоны». И что? Незадолго до полного разгрома Германии весьма неглупый Геббельс, ознакомившись с полученными из Генштаба биографиями наших военачальников и вглядевшись в их фотографии, записал в дневнике: «Эти маршалы и генералы в большинстве своем исключительно молоды, они имеют богатый опыт революционно-политической деятельности, являются убежденными большевиками, чрезвычайно энергичными людьми, а на их лицах можно прочесть, что они имеют хорошую народную закваску. В большинстве своем это дети рабочих, мелких крестьян, сапожников. Словом, я вынужден сделать неприятный вывод: военные руководители Советского Союза являются выходцами из лучших народных слоев, чем наши собственные». Своим выводом Геббельс поделился с Гитлером, и тот был полностью согласен. Им помог в этом, возможно, уже доносившийся гул нашей артиллерии. Так что, если вас, Штейнберг, посадить между и этими двумя фигурами, вы и тут будете выглядеть полным идиотом.
А он все свое: дескать, «многое коренным образом отличало Малиновского от других полководцев… Уж больно непохож он на всех(?!) других военачальников его ранга… Он был, безусловно, честнейшим, скромнейшим, порядочнейшим из всех(?!) советских маршалов». Но Штейнбергу и этого мало. Он карабкается на Эверест подлости: «Руководство боевыми действиями маршала Малиновского безоговорочно достойно называться военным искусством, чего нельзя сказать о многих других военачальниках Красной Армии». Вы только вообразите себе этот клокочущий океан злобности, в котором олух царя небесного пытается утопить «многих других»…
И уже просто впадая в безумие, он нахваливает еще и так: «Малиновский никогда не бил палкой, не стрелял в подчиненных, чем уж почти никто из крупных военачальников Красной Армии похвастаться не мог». Сам этот Штейнберг видел, как наши военачальники и били, и стреляли своих подчиненных направо и налево. Ну, хоть бы один примерчик привел! Кого избил Жуков? Кому выбил глаз Рокоссовский? Кого пристрелил Василевский? Кого измордовал Конев?..
Причину столь великих талантов и редких добродетелей, такой разительной «несхожести Малиновского с советскими стандартами», как это следует из всего содержания статьи, Штейнберг видит в «этническом происхождении Родиона Яковлевича», т. е., попросту говоря, в том, что он еврей. Правда, хотя «существует полная уверенность» в том, что его отец еврей, однако его мать Варвару Николаевну некоторые «считают русской». Но Штейнберг разбивает и это заблуждение невежд: «совершенно достоверно» известно, говорит, что Надежда, родная сестра матери, и ее сын «были расстреляны вместе с другими евреями в Бабьем Яре. А немцы точно знали, кого убивают».
Тут приходится напомнить Штейнбергу, что в Бабьем Яре были расстреляны не только евреи. О чем, кстати, писал в одноименном стихотворении известный и, вероятно, любимый им поэт Евтушенко:
Я здесь стою, как будто у криницы,
Дающей веру в наше братство мне.
Здесь русские лежат и украинцы,
С евреями лежат в одной земле…
Но Штейнберг верен себе и для подтверждения своего теперь уже бесспорного открытия о «стопроцентном» еврейском происхождении Малиновского вербует в союзники известного писателя: «Малиновский очень уважал Илью Эрен- бурга и был рад принять его в своем штабе». Ну и что? Во время войны статьи Эренбурга были чрезвычайно популярны и на фронте, и в тылу.
В 1956 году Эренбург получил телеграмму: «Дорогой Илья Григорьевич, в день твоего 65-летия прими от меня горячий привет и самые дружеские пожелания. Наши творческие разногласия не могут убавить высокой мужской любви к тебе как художнику слова. Крепко обнимаю и целую тебя, дорогой Илья Григорьевич, желаю, чтобы твое перо большого писателя нашей эпохи еще долго служило на славу нашей родины» (Люди, годы, жизнь, т. З, с.403). Эту телеграмму послал
Шолохов. Так что, Штейнберг, зачислим и Михаила Александровича в вашу когорту?
Но и это у вербовщика не все. Оказывается, в беседе с Эренбургом, говорит, Маршал еще и употребил одно библейское выражение, по поводу чего Эренбург кому-то когда-то где-то «говорил ― так мог сказать только еврей». Все. Вопрос исчерпан. Вот только еще прочитать бы ― где это у Эренбур- га? И, к слову сказать, многие русские, в том числе я сам, порой употребляют известные еврейские словечки: «цимис мит компот», «семь сорок», «азохен вей» и т. д. Каков из этого вывод?
Впрочем, помимо хотя и таинственных, но прямых свидетельств, есть у Штейнберга и косвенные доказательства его драгоценной идеи. В самом деле, говорит, посудите сами, с чего бы так: «За три года, когда министром обороны был Жуков, генеральские звания получили только 5 евреев, а при Малиновском― более 40!» В восемь раз больше! Выходит, он был не просто евреем, а ярым еврейским националистом, продвигавшим своих? Однако же надо учесть, что Жуков был министром только два с половиной года, а Малиновский ― десять лет.