– Мой брат. Сводный брат… Он имел с Вахой Валидовичем какие-то деловые контакты…
– А брат ваш чем занимается?
– Торговлей… Он приезжал к нам недавно, встретился здесь с этим чеченцем и меня познакомил… Познакомил, конечно, не для того, чтобы я из Вахи Валидовича информатора сделал… Это уже моя инициатива…
Оправдываться и слегка «повиливать хвостом» перед опером было неприятно, тем не менее я не мог сказать, что брат мой проживает здесь же, и Сережа даже слегка знаком с ним. Просто сразу возник бы дополнительный вопрос – почему мы с братом не показывали своего родства при встрече прошлой ночью. А показывать родство мы не могли по естественной причине – тогда любой опер имел бы основания обвинить меня в желании посадить подполковника Русинова надолго, если не навсегда…
Договорить мне не дал телефонный звонок. Я посмотрел на определитель номера. Опять звонил капитан Поваляев. Но с ним разговаривать мне совсем не хотелось, тем более при посторонних. И я просто выключил трубку. Сережа Югов, как я уже убедился раньше, человек неординарный и имеет хорошую профессиональную хватку. Он сразу определил мои действия и кивнул на трубку.
– Другие проблемы?..
– Они самые… – естественно, мне хотелось вернуть разговор в прежнее русло. – На чем мы закончили? А… Значит, я попросил Ваху в качестве услуги узнать, что говорят о покушении среди чеченцев… Ты же знаешь, что Тропилин видел кавказца за рулем, и свидетели говорят, что от горящей машины убегали двое кавказцев. Это необязательно должны были быть чеченцы, но между кавказцами информация как-то распространяется… Мне сама причина покушения непонятна. Ни по одному из моих нынешних дел кавказцы в качестве обвиняемых не проходят…
– И Ваха Валидович взялся…
– Он обещал спросить у знающих людей…
– Наверное, спросил… – прокомментировал капитан Югов. – За спрос, по нынешним временам, голову снимают… Двое чеченцев приехали, их местные жители видели, зашли во двор и расстреляли сначала собаку, потом Ваху… Номер на машине никто не заметил…
– Да, наверное… – сказал я, – теперь уже и за спрос расстреливают. Все зависит от постановки вопроса…
И замолчал от внезапно пришедшей в голову мысли.
– Тогда у меня все, Максим Юрьевич… На опознание вам все же придется съездить. Но это завтра… Ваха Валидович жил один, родственников его мы не знаем, опознавать будут соседи и вы… Может быть, еще брата попросите?
– Его сейчас трудно будет найти… – неуверенно сказал я. – Если и сможет приехать, то не раньше, чем через неделю… Он за границей…
Я придумывал на ходу, сам думая совсем о другом…
У капитана телефон зазвонил. Тоже мобильник. Сережа ответил.
– Да, слушаю вас, Игорь Николаевич… Нет, я сейчас занят… Через несколько минут вам перезвоню…
Имя-отчество я уловил сразу… Вот так так… Значит, капитан Поваляев не только на меня наседает… Но сейчас это меня волновало настолько мало, что я даже не дал понять Сереже, что знаю, кто звонит ему…
* * *
Охрана села в свою машину, а я долго не трогался с места, пытаясь выстроить в голове логическую цепочку… Она выстраивалась, но не ввязывалась в общую ситуацию. Тогда я включил мобильник и набрал номер брата.
– Аркаша… Ты сейчас один?
– Наедине с бутылкой… Коньяк хороший попался. Думал просто попробовать, да все никак не напробуюсь…
– Пока не пей, мне оставь… Сейчас подъеду. Посоветоваться надо…
– О чем?
– Ты уже знаешь о покушении?
– О каком покушении?
– В меня сегодня днем стреляли…
– Я же тебе вечером звонил…
– Это говорит только о том, что меня не застрелили… Сейчас я подъеду, поговорим…
* * *
Аркаша оказался совсем не таким пьяным, как я думал. Просто ему хотелось, чтобы его считали пьяным. И коньяка он выпил от силы две рюмки.
– Рассказывай, в чем дело… – и вцепился в меня взглядом.
Этот взгляд я хорошо знаю. Передо мной сидел предельно сконцентрированный, не упускающий ни одной детали профессионал контрразведчик. Но именно такой человек мне сейчас и нужен.
Я выпил рюмку коньяка. Не маленькими глоточками, как положено коньяк пить, а сразу, как водку, чтобы быстрее приступить к делу. Сам Аркаша пить не стал. Ждал моих слов.
– Сегодня мне позвонили и сказали, что хотят передать материалы, важные для дела Русинова… Обрати внимание на этот момент… Они знают, над каким делом я больше всего работаю… Попросили выйти на крыльцо и встретить… Я вышел. Мимо проезжала «Волга». Ствол автомата я сразу увидел, потому что машину ждал, и успел на крыльцо упасть. Дали несколько очередей. Пробили стеклянные двери прокуратуры… И уехали…
– И что? – спросил Аркаша.
– В машине были двое кавказцев… Поскольку в последние дни вокруг много говорят о чеченцах, я предположил, что это чеченцы… И обратился к Вахе, чтобы он порасспрашивал своих… Через несколько часов из такого же автомата расстреляли самого Ваху… Дома…
– Ваху? Очень приятно…
– Местные жители видели, как к Вахе приезжали двое земляков. Номер машины не видели… Потом автоматные очереди раздались…
Аркадий молчал.
– Что на это скажешь? Ты же с чеченцами дружишь… И Ваха твой друг, а не мой…
– Надеюсь, что меня не расстреляют… Я задам вопрос, кому следует…
– Будь осторожнее, – попросил я. – Мне не очень хочется терять миллион «зеленых»…
Аркаша юмора не понял.
– Не потеряешь… Как я понимаю, твои радужные надежды на ФСБ не оправдались, иначе ты уже не боялся бы потерять «лимон»…
– Не оправдались… Капитан Поваляев подозревает, что это я сдал его намерение Русинову… И оба номера блокированы и недоступны для слежения…
– Еще не легче… Надеюсь, там ничего не произошло… По крайней мере надеюсь, что ничего не произошло с Ольгой… Завтра с утра ты сведешь меня с этим капитаном Поваляевым…
Тут у меня опять мобильник зазвонил – я забыл во второй раз его выключить. Определитель показал, что это снова Поваляев.
– Легок черт на помине… Будешь с ним говорить?
– Давай…
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ РУСИНОВ,
подполковник в отставке
Мы с дочерью просидели за разговорами до половины четвертого ночи. Обсудили, кажется, все, что можно и нужно было обсудить. Как-то само собой получилось, что Ольга стала моим главным помощником, хотя раньше я привлекать ее к сотрудничеству не думал, собираясь только спрятать на время от возможной угрозы. И дело здесь даже не в том, что помощнику достается обычно много работы, порой опасной, а я хотел уберечь дочь от любой опасности. Такое мое поведение было бы вполне естественным, но меня донимали сомнения совсем иного плана. Сам, как офицер спецназа, прошедший чуть ли не все горячие точки в мире, что существовали в советские времена, я хорошо понимал разницу между собой и простыми людьми. Даже разницу между собой и тем же самым другом дочери Андреем, «глотающим» километры на своем «Харлее» и имеющим за плечами службу в спецназе внутренних войск и даже войну в Чечне. Мне уже приходилось сталкиваться с такими парнями. Пусть не с последними поколениями, что в Чечне повоевали, но с теми, кто Афган прошел. Если офицер долго готовится к войне, и не только физически, но и морально, и, научившись убивать, не становится убийцей, то солдату психологической подготовки часто не хватает, и характер часто ломается. Любая война ломает человеческий характер. Постоянное соприкосновение со смертью – ломает. Но это парни… А вовлекая в маленькую локальную войну дочь, я начал бы ломать ее характер. Конечно, война с неизвестным противником в своей стране выглядит странно. Но для меня она все равно остается войной. Миниатюрной вроде бы, но, если вдуматься, перманентной, возобновляющейся то в одном городе, то в другом. И совсем неженское дело сталкиваться с этой войной и с неизбежной ее спутницей смертью…