– Из кишлака выступают. Целый отряд. На двух грузовиках. Шестьдесят два человека вооруженных и трое без оружия. Эти трое, похоже, муллы… По крайней мере, двое из них…
– В какую сторону? – майор сделал круговые движения плечами – три раза вперед и три раза назад, разгоняя кровь в мышцах.
– В нашу… Товарищ старший лейтенант говорит, что, похоже, едут имама встречать. Одежду чистили, готовились, как на праздник…
– Капитан Латиф! Ты где? – обернулся майор. – Слышишь?
– Слышу… – Латиф лежал на боку, отвернувшись в другую сторону, и к командиру отряда повернулся только после вопроса. Судя по голосу, его совсем измучила зубная боль.
– Что это может значить?
Афганец ответил не сразу. Но Латифу пришла, похоже, вдруг мысль в голову. И он заговорил увереннее, стараясь убедить голосом, но, с наивной азиатской хитростью, боясь показаться навязчивым и этим уже вызвать недоверие. Но интонации капитана выдавали:
– Я думаю, это дополнительное охранение имама Мураки… Может быть, где-то произошла утечка информации и они, там, внизу, знают, что за имамом охотятся… Если это так, то к нему не подпустят никого… И самого имама спрячут… Шестьдесят человек… И около сорока должно быть в колонне. Итого, сто моджахедов… Нас только сорок…
– Сорок два, – сурово поправил майор и жестко, как окрысился, улыбнулся. Он уже понял, куда ведет разговор Латиф, но при этом сам отлично знал, что такое спецназ ГРУ в действии. Афганцу же узнать это еще предстояло, и очень, судя по всему, скоро. Сил в охранении даже меньше, чем можно было бы предположить. Отказаться от выполнения задания при таком количестве «духов» – это поднять и себя, и репутацию всего спецназа ГРУ на смех. – Но мы в засаде… Значит, стоим ста двадцати, если не ста тридцати… Выгодное положение для боя… Всем – не показываться… Пропускаем машины… Наблюдаем…
Прошло не менее десяти минут до момента, когда два стареньких грузовика, покрытых поверх тента таким густым слоем пыли, что на нем можно было писать лопатой опознавательные знаки, показались из-за поворота ущелья. Дорога ничем не отличалась от большинства афганских сельских дорог, и поспорить с ней наличием колдобин и ям могли только сельские же дороги СССР, и неизвестно, за кем осталось бы первенство. Ветра не было и, похоже, не предвиделось, и пыль, поднимаемая из-под колес, вставала позади кузова большим и плотным, тягучим облаком, которое капотом следующей машины предстояло пробивать, как тараном. И если первую машину рассмотреть можно было вполне сносно, то вторая, чтобы иметь хоть минимальную видимость, отстающая от первой метров на тридцать, была почти скрыта от наблюдателей этим пыльным облаком. Такое передвижение в колонну, как знал Солоухин, не отрывающий глаз от бинокля, будет продолжаться еще долго, пока ущелье не расширится и не даст возможность грузовикам ехать рядом. Но там, дальше, делать засаду бесполезно, хотя, с другой стороны, там ее определенно не ждут. Однако что делать с эффектом неожиданности, даже если и удастся остановить колонну, которая развернется в таком месте веером, этого не подскажет никто. И узкое место всегда останется узким местом, как бы ни ждали моджахеды атаки именно здесь. Тем более что возвращаться вместе со встреченным караваном они будут, несомненно, еще в темноте. Ждут – значит, дождутся… Подобное привлекается подобным…
Майор Солоухин долго еще провожал биноклем облака пыли, все удаляющиеся и удаляющиеся, но постоянные в своем присутствии так, словно это одно и то же облако движется вдоль ущелья, а вовсе не одна пыль оседает, а другая поднимается взамен.
– Семарглов! – позвал он, когда убедился, что грузовики ушли далеко, вот-вот за поворотом скроются и возвращаться не намереваются.
– Я! – откликнулся старший лейтенант и в три длинных прыжка одолел расстояние до командирского окопчика. Присел рядом на корточки.
– Как, Василий Иванович, с куревом?
– Креплюсь… Хочется иногда, но я себя, товарищ майор, убеждаю. Пока получается… – Старший лейтенант улыбнулся серым от пыли лицом, и белые зубы блеснули на солнце, как нежданный праздник.
– Получится, Василий Иванович, я же сказал… Убеждай… Сейчас вот что… Бери с собой отделение саперов и еще одно отделение в заслон. Посты с двух сторон выстави – подальше. Если что, в столкновение не вступать, скрытно отходить по склону… Саперы пусть переминируют участок на всю дистанцию прохождения колонны. Ориентироваться на шесть грузовиков, держащих дистанцию из-за пыли. Учесть, что машин может прибавиться. Хотя бы на парочку штук. Перекрыть пути отхода в ту или иную сторону всем…
Дорога уже была предварительно заминирована, только взрыватели в мины пока не вставили, чтобы случайный транспорт не попал под взрыв и не сорвал операцию против нужного объекта. Но предварительное минирование осуществлялось из расчета на четыре грузовика. Если колонна увеличится, минированный коридор может ее не захватить.
– Понял, товарищ майор, – старший лейтенант не только характером легок, он еще и на ногу скор, и тут же побежал выполнять приказание. Майор долго провожал его взглядом, думая о чем-то своем…
– Взрыватели ставить только ночью! – на всякий случай Солоухин вслед еще раз напомнил прописную истину. Кто знает, что в голове у малоопытного в таких делах старшего лейтенанта. Впрочем, саперы с ним идут толковые, проверенные, подскажут…
Мерцали, как сигнальные фонари, звезды в чистом холодном небе. Когда долго смотришь на них, кажется, что уже много-много лет недвижным сидишь вот так на одном месте. И даже привыкаешь к такому своему положению, смиряешься. Но подолгу на звезды не смотрел никто. Не до того…
К середине ночи, стараясь остаться незаметными для возможного скрытного наблюдателя, все посты распределились по конкретным местам, освоенным и даже слегка благоустроенным уже несколько дней назад. Скрытный наблюдатель, понятно, в этой местности мог появиться только из кишлака – неоткуда больше ему взяться, и старший лейтенант Вадимиров со своими разведчиками загодя подошел к кишлаку на опасно близкое расстояние, чтобы контролировать возможное передвижение жителей во всех направлениях и не допустить обнаружения посторонним взглядом присутствия спецназа. Приказ Вадимиров получил конкретный и жесткий. Сам он хорошо знал, что такое «не допустить», и умел обеспечивать подобное положение, и потому риск работы в близком визуальном контакте с возможным противником старшего лейтенанта смущал мало.
И потянулось привычное утомляющее ожидание. Когда ожидание растягивается на несколько дней, оно не ощущается слишком остро. Но когда уже решился вопрос со временем встречи каравана, когда уже точно знаешь, что остались считаные часы, ожидание всегда становится наиболее напряженным и почти осязаемым. Порой даже чувствуешь, что воздух вокруг готов тонко зазвенеть от каждого неловкого или неосторожного движения, способного произвести звук, чуждый звукам этой тихой ночи.
Старший лейтенант Василий Иванович Семарглов, как и распорядился майор Солоухин, занял со своей группой из четырех бойцов позицию замыкающего. Эта позиция, как и передовая, где сидят разведчики старшего лейтенанта Вадимирова, считается наиболее опасной, потому что попытки прорыва возможны только в две стороны. На передовой позиции, где командовал старший лейтенант Вадимиров, положение, говоря по правде, еще опаснее, потому что там есть вероятность получить удар в спину из близлежащего кишлака. Потому майор Солоухин по возможности усилил передовую группу, но не в ущерб основным силам, которым предстояло вести огонь на уничтожение каравана, а в ущерб группе Семарглова, которому были выделено всего четыре человека. Но наличие основательного запаса мин – не зря майор Солоухин заставил бойцов тащить их от места высадки до места засады, в путь не ближний и не легкий! – позволило предельно обезопасить положение этой группы, к тому же имеющей прекрасную позицию на скале, возвышающейся над дорогой. Все подходы к скале снизу, как и дорога под ней, были заминированы.