И словно в ответ на эту мысль послышалось эхо легких энергичных шагов. Фотограф, что сидел по правую руку от Ганфа рядом с женой второго помощника, мгновенно оживился. Журналист, оказавшийся в осаде клуба домохозяек слева, подобрался и в глазах у него зажегся огонек охотничьего азарта.
– Фридрих дорогой! – Ремо влетел в обеденный зал и с распростертыми объятиями двинулся к Ганфу. Он не был бы самим собой, если бы явился в подобающем случаю костюме. Никогда! Вечный праздник, вечный фейерверк, да такой, чтобы ослепнуть, а не какие-то там несколько жалких плевочков огоньками.
– Как поживает Жуль? – исключительно из вежливости поинтересовался Фридрих и получил традиционный ответ: «Как всегда, хорошо».
– А ты не мог обойтись без оголенных ягодиц? – с кислой усмешкой спросил он, когда Ремо, как полагается, облобызав друга, развернулся и направился к своему месту за столом.
– Как можно, Фридрих?! – возмутился певец, изящно вскинув руку с чуткими длинными пальцами. – Прятать такую идеальную задницу – преступление! Можешь после праздника продать обивку кресла, на котором я сидел. Обещаю: недурно заработаешь.
М-да, любопытно, сколько можно за такое выручить? – мелькнула дурацкая мыслишка, которую Фридрих тут же отогнал прочь, как донельзя неприличную. Вот всегда так, стоит появиться Ремо, как все превращается в шутовство и форменную глупость. А задница у него… Хм.
Остаток вечера Ремо вел себя на удивление пристойно, лишь изредка позволяя себе бросать томные взгляды то на одну, то на другую особу женского пола, во всеуслышание перед этим заявив, что из мужчин тут буквально глаз положить не на кого. Женщины млели: поочередно заливались румянцем в ответ на внимание со стороны столь известного красавца.
«Неужели ему не надоели эти игры?» – подумал Фридрих и пробежал взглядом по декольте в поисках внутренней искры. Не зажглась.
Ел певец мало, придирчиво рассматривал все, что предлагали, и большую часть блюд отвергал. Каждое его движение казалось тщательно отрепетированным и одновременно совершенно естественным.
Фридрих поймал себя на мысли, что забыл о гостях, о вечере и поглощен разглядыванием Ремо. К счастью не он один. Такого яркого и красивого человека трудно не замечать. Ремо некоторое время обменивался репликами с соседями, но в какой-то момент, видимо, счел, что достаточно повращался в обществе, и поднялся из-за стола.
– Фридрих, дружок, – шепотом сказал он, приблизившись. – Я хочу немного пройтись. Не составишь компанию? Твоим телесам тоже не повредит. Я о них беспокоюсь, ибо со временем они могут раздуться так, что перестанут возбуждать.
Фридрих стоически проглотил гнусный выпад. Он поднялся и пошел вслед за Ремо, втайне желая его придушить, и это могло бы быть весело, как в старые добрые времена. Но для подобных потасовок Фридрих не в том положении. Даже останься они наедине, и тогда он не переступил бы границ, хоть и был абсолютно уверен в своем физическом превосходстве.
По пути шеф-оператор поправил ленту с наградами, эту индульгенцию серьезности, символ высокопарности, как говорил его легкомысленный друг, да еще непременно добавлял, что в случае чего, на этой перевязи можно повеситься.
Ремо позволил Фридриху догнать себя, взял его под руку и увлек в зимний сад восточной галереи.
– Как это могло произойти? – тихо спросил Ремо, вдруг посерьезнев, когда они остановились на мощеной площадке у небольшого фонтана с серым парапетом.
– Что?
– Убийство!
Фридрих ощутил неприятный металлический привкус на языке. Может, ему послышалось? Может, это журчание воды исказило слова?
– Какое убийство? – Он не был готов разыгрывать спектакль, и вопрос прозвучал наигранно.
– Фрид, кончай прикидываться, а? Я все знаю. У меня ведь свои каналы. Убийство в Нане. После стольких лет прозябания в нашем болоте – и вдруг чепе. Я хочу знать, что творится.
Фридрих нервно оглянулся. В саду – никого.
«Ну какой же ты идиот, Ремо. Куда пропало твое чутье? Как долго ты шел по краю пропасти, Ремо-непосредственный, Ремо-естественный?» – Фридрих был раздосадован: случай был из ряда вон. Обычный гражданин коснулся того, чему надлежало быть вечной государственной тайной. Борясь с неприятным холодком, разлившимся по внутренностям, он скорчил недовольную гримасу.
– Пойми, Ремо… – Голос внезапно подвел, сделался слишком высоким. – У нас каждый день пропасть разных случаев. По-твоему я что, обязан их все помнить? На то есть особые комиссии. Они этим и занимаемся. Ищи сводку в сети. К этим сведениям любой имеет доступ.
Губы Ремо расползлись в недоверчивой и вместе с тем по-детски бесшабашной улыбке.
– Не делай из меня дурака, Фрид. Я все знаю. Замалчивать такие дела – твоя святая обязанность. Разве не так? Вот только никакой это не несчастный случай. Речь об убийстве, Фрид. Прости, но тебе придется все рассказать. Хочу знать причину происшедшего, и что ты собираешься делать. Только умоляю, не пытайся вычислить мои каналы. В конце концов, это не имеет значения.
Фридрих тяжело вздохнул и опустился на гладкий парапет. Зачерпнул воды, ополоснул лицо. Как же паршиво на душе. Потянуло на природу, подальше из Никты. «Вся полиция должна быть укомплектована имплантерами, – пронеслись в голове кем-то сказанные слова, – надежными, преданными и предсказуемыми. Никаких утечек, никаких неожиданностей». Он смотрел в воду и по поверхности сознания плыли мысли о будущем полиции, о совершенном государственном механизме, в котором не будет места убийствам и утратам. Рано или поздно это произойдет. Все ошибки прошлого забудутся. Система наладится. Но Ремо, того эксцентричного Ремо, какого он знал долгие годы, уже не будет.
– Эй, Фрид! – Улыбка все еще блуждала на губах певца.
– Ладно, идем в кабинет. – Фридрих Ганф поднялся и зашагал по галерее. Лучше подержать Ремо возле себя, прежде чем решится его дальнейшая судьба.
«Ну, кто его тянул за язык? Он вообще не склонен был говорить о политике», – в какие-то моменты Фридриху казалось, что Ремо старается на эту тему даже не думать.
«Он меня дразнит, намеренно издевается», – шеф-оператор неожиданно сбавил темп. Ремо, шедший за ним, тоже притормозил.
Фридрих вспомнил тренинги по харизме. Уверенный немигающий взгляд, контроль за дыханием. Он обернулся.
– Зачем тебе это? Неужели ты доверяешь тому каналу больше, чем мне?
Во взгляде Ремо промелькнула грусть, однако ее тут же сменило легкомыслие – самая излюбленная маска.
Фридрих приложил к сканеру ладонь, дверь кабинета открылась. Ремо вошел и тут же плюхнулся в кресло, перекинул ногу через подлокотник и принялся покачивать ею. Туфля, украшенная стразами, а может быть и драгоценными камнями – с этого фигляра станется, – засверкала.
Фридрих убавил свет. Он ощущал, как подступает мигрень. Точно назло, куда-то запропастился миником. Это только подлило масла в огонь раздражения.