Сухие растрескавшиеся губы начинают кровоточить. Он чувствует металлический привкус во рту.
– И тебе плевать, – говорит человек солнцу. – Плевать на меня, на всех!
Он улыбается, и на мгновение ему кажется, что солнце улыбается в ответ.
– Да. Я так и думал, – кивает человек.
Всплеск. Дельфин выбивает хвостом сноп жемчужных брызг, кружит возле лодки.
– Хочешь подружиться? – спрашивает его человек.
Дельфин смотрит на него, кивает, снова выбивает сноп брызг.
– Видел? – спрашивает человек белое солнце. – Не то, что ты!
Он протягивает руку, трогает дельфина, называет его другом, снова смотрит на солнце – далекое нереальное солнце. Жаркое солнце, раскаленное.
– Ненавижу тебя! – кричит ему человек, смотрит на дельфина. – Ты ведь понимаешь меня?
Дельфин кивает, уплывает далеко вперед, возвращается, долго плывет рядом.
– Друг, – шепчет ему человек. – Настоящий друг.
Дождь. Редкие капли падают с неба. Человек чувствует их на своем лице, открывает глаза, жадно ловит открытым ртом.
– Издеваешься, да? – кричит он солнцу, которое все чаще прячется от него за синими тучами. – Любишь издеваться?!
Дождь усиливается, прогоняет дельфина.
– Он вернется! – обещает солнцу человек, но солнца уже не видно.
Пунцовые тучи начинают метаться по небу. На дне лодки скапливается вода. Человек падает на колени, пытается напиться. Кричит что-то, не особенно понимая, что происходит. Воды в лодке становится все больше. Человек пытается ее вычерпывать руками, проклинает небо, зовет дельфина, плачет, отчаивается, клянется в чем-то кому-то…
Утро. Штиль. Спасательный жилет помогает держаться на воде. Лодка утонула. Сознание ясное и чистое. Человек смотрит вдаль. Страха нет. Ничего нет. Лишь бесконечная водная гладь кругом. Все остальное осталось где-то ночью, утонуло вместе с лодкой во время шторма.
Плавник. Острый, черный.
– Нет, – человек недоверчиво вглядывается вдаль.
Казалось, что хуже уже не может быть. Казалось, что больше вообще уже ничего не будет. Казалось, что всю оставшуюся жизнь придется плыть и плыть, пока не придет медленная безболезненная смерть.
– Только не так! – шепчет человек, видя, как приближается к нему акула. – Только не так!
Он оглядывается, пытаясь найти выход, видит далекий корабль. Былые паруса. Киль разрезает море.
– Нет, – шепчет человек. – Так не бывает! Я просто схожу с ума. У меня видения…
Он оборачивается, надеясь, что акулы уже нет за спиной. Но акула по-прежнему плывет к нему, плывет за добычей. И плывет корабль. Плывет, чтобы спасти его. Люди на борту что-то кричат ему, махают раками.
– А если это на самом деле?
Человек плывет к кораблю, оглядывается, видит акулу.
– Помогите! – кричит он людям на корабле.
Белое солнце молча наблюдает за ним с синего неба.
Акула? Корабль?
Безумие? Реальность?
– Помогите! – снова кричит человек, но уже обращаясь не только к людям на корабле, но и ко всему миру, ко всему человечеству. – Помогите кто-нибудь!
И нет уже ничего кроме этого крика. И можно только плыть. Плыть вперед. Плыть, пока есть силы…
Это был коммерческий проект. С самого первого вздоха он пах деньгами. С первого чертежа, с первого финансового плана. Даже первые эксперименты и те были уже заранее спланированы. Остров в Тихом океане, лаборатория.
Тебби Маршал видела, как растерт маленькая империя. Империя денег, жизни, времени. Иногда работники Тайм Инк шутили о том, сколько им лет на самом деле – время на острове удавалось замедлить, почти остановить. В газетах кричали протесты и обещания апокалипсиса, но Тебби никогда не читала газет. Лишь вначале, когда гордилась удачами, а потом… Потом вся жизнь стала другой. Особенно после того, как на острове начал строиться медицинский комплекс и появился первый пациент – девочка. Ей было четырнадцать лет. Смерть уже стояла в изголовье ее кровати, но на острове удалось дать девочке еще один шанс. Ее болезнь замерла, остановилась, перестала прогрессировать. Девочка была рекламным проектом – бесплатным вложением, за которым потянулись старики миллионеры.
– Лекарство молодости, – говорили они, но Тебби почему-то всегда казалось, что это почти одно и то же, что пытаться бежать на самолете от наступления ночи – задача вполне возможная, но глупая и ненужная. Считала так до тех пор, пока собственным родителям не потребовалась помощь, не потребовалось благословление Тайм Инк.
Тебби проверила наличие на острове свободных мест, подала заявление. Заявление директору Таим Инк, заявление на получения кредита для покрытия недостающих платежей. Платежи перекрыли прибыль на ближайшие два десятка лет.
– Вам сорок два года, – сказал работник в банке. – Думаете, вам удастся сохранить работу в Тайм Инк на ближайшие двадцать лет?
– Возможно.
– А личная жизнь? У вас есть дети, муж, человек, с которым вы имеете длительные связи.
– Нет.
– Значит, вы одна.
– Я и мои родители.
Работник кредитного отдела долго и задумчиво кивал, затем поставил печать с отказом.
Встреча с директором Тайм Инк так же не дала никаких результатов. Родители умирали. Медленно, словно угли в жаровне, после того, как закончилась вечеринка – все уже разошлись, а внутри все еще продолжают светиться красные точки. Так же светились и глаза родителей. Светились, угасая. Сначала отца. Затем матери. А все, чего смогла добиться Тебби – взять отпуск на время их болезни. Сама не зная зачем, она продолжала показывать им брошюры об острове и все еще обещала отправить их туда. Они уже не говорили, не двигались, а она все еще продолжала обещать и лелеять надежду – не для них, для себя…
Затем наступило время слез. Все что не было выплакано прежде, вылилось из глаз за несколько дней. Несколько долгих дней, за которые, казалось, умер весь мир.
Первый новый рабочий день. Лодка доставила Тебби на остров. Пара коллег, которые сидели рядом с ней шутили, что если продолжать работать здесь до пенсии, то через тридцать пять лет им будет не шестьдесят, а едва около сорока.