Площадь. Илайджу привлек шум толпы, доносившийся с центральной площади. Люди окружили деревянный помост, на котором шел открытый процесс над хозяином крохотной местной типографии Синедом Кричлоу. Художник остановился, начал слушать, попытался вспомнить жену Кричлоу, в убийстве которого и обвиняли хозяина типографии, но так и не смог.
Наконец, судья поднял руку, попросил всех замолчать.
– Виновен, – тихо сказал он, и все снова зашептались.
На новой виселице сидел черный ворон. Ветер раскачивал петлю. Художник не знал, почему не ушел. Просто стоял в толпе и продолжал смотреть. Синеду Кричлоу связали за спиной руки, поставили на табурет, предложили последнее слово.
– Повесите меня, не будет у вас больше газеты! – громыхнул Кричлоу, словно глас божий. – Чем вечера коротать будете?
Люди зашептались, полетели растерянные вопросы к судье.
– А видь и то верно, – согласился старый судья, посмотрел на виселицу. – Но ведь не зря же строили.
– Но и Кричлоу вешать нельзя! – выкрикнул кто-то из толпы.
– Нельзя, – кивнул судья, окидывая толпу внимательным взглядом. – И жену Кричлоу к жизни уже не вернешь, и приговор вынесен…
Люди в толпе смутились, опустили головы.
– Кого же тогда повесить вместо Кричлоу? – спрашивал судья.
– Можно повесить почтальона, – предложил сам Кричлоу.
Судья смерил его гневным взглядом, напомнил, что у Кричлоу все еще на шее петля, затем вызвал почтальона.
Старик пришел вместе с помощником. Судья выслушал его, затем заявил толпе, что почтальона вешать нельзя.
– Он старый и опытный, а знания свои еще не передал новому помощнику. Хотите остаться без почты?
Толпа загудела, стала защищать почтальона.
– Значит, придется все-таки вешать Кричлоу, – сокрушенно сказал судья. – Все остальные нужны не меньше газеты.
Гул толпы стал громче.
– А вы повесьте художника! – закричал Кричлоу, цепляясь за жизнь. – Все равно от него никакой пользы. Только бабочек и может рисовать. Я ему карикатуры в газете предлагал делать – отказался. А ведь народу-то как весело бы было!
Толпа обернулась, загудела, глядя на художника.
– Нельзя художника! – закричал хозяин магазина. – Он у меня кисти покупает и холсты!
– Я сам у тебя буду кисти и холсты покупать! – пообещал ему Кричлоу. – Художник только краску переводит, а я хоть газету разукрашивать стану! – он обратился к толпе. – Нужны вам цветные заголовки?
Толпа загудела, зароптала к судье, прося сменить в петле Кричлоу на художника. Судья хмурился какое-то время, затем вспомнил, как художник отказался нарисовать его портрет, и согласился…
1963 год. США. Недалеко от Нового Орлеана.
Крупные капли сорвались с неба, разбились о лобовое стекло старого фургона. Эйден Кинэн включил дворники.
– Нам только дождя не хватало! – скривилась Ленор Виллер.
Эйден снизил скорость, увидел одинокий старый дом у дороги, свернул.
– Эй! Что случилось? – послышались с задней части микроавтобуса недовольные голоса Кэрол Блэквелл и Патрика Феннера.
Они неуклюже продвигались с заднего сиденья к водителю. Кэрол на ходу натягивала футболку. В полумраке Кинэн успел разглядеть бледные полушария ее полной груди.
– Эй! – прикрикнула на него Ленор.
Они остановились у входа в дом. Ворот не было. Забора не было. Лишь усиливался дождь. Кинэн и Ленор вышли из машины, постучали в дверь. Никто не ответил.
– Может быть, здесь никто не живет? – оживилась Ленор, уже примеряясь, какое стекло будет лучше разбить, чтобы пробраться в дом.
– Ну, что там? – спросил Феннер.
– Кажется никого!
– Тогда мы с вами! – крикнула Кэрол, выскочила из машины, взвизгнула, почувствовав холодные капли дождя, спряталась под навесом крыльца.
– Меня подождите! – засуетился Феннер.
Входная дверь открылась. На пороге стоял седой старик. В правой руке он держал зажженную свечу. Не дожидаясь вопросов, он открыл рот, показывая подросткам обрубок языка. Ленор выругалась и попятилась. Старик кивнул, жестом предложил им войти, указал на стол, где стояли четыре свечи.
– Что он хочет? – растерялась Кэрол.
– Наверное, чтобы мы взяли свечи? – Феннер взял со стола одну из свечей, чиркнул зажигалкой, поджог фитиль.
Друзья последовали его примеру. Света стало больше. Под ногами старые ковры. На стенах – старые картины. Старик подошел ближе, замычал, указывая на горящие в руках подростков свечи. За окнами сверкнула молния, ударил гром. Ленор вскрикнула. Кинэн рассмеялся. Рассмеялась и Кэрол. Старик закончил свои непонятные объяснения Феннеру, ушел.
– Чего он хотел? – спросил Кинэн.
– Кажется, чтобы мы не тушили свечи, – пожал плечами Феннер.
– А он один здесь живет или нет?
– Откуда я знаю, он же немой! – всплеснул руками Феннер.
Кэрол рассмеялась. Свеча в ее руках задрожала, потухла. Одновременно с этим потухла и жизнь в глазах Кэрол. Ноги подогнулись, и она упала на старый, пропахший плесенью ковер.
Страх. Паника. Несколько минут Феннер продолжал неумело делать Кэрол искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, затем Кинэн оттащил его в сторону.
– Телефон! – оживилась Ленор.
Прикрывая ладонью свою свечу, она обошла дом. Никого. Ни старика не телефона. Все комнаты пусты.
– Кроме последней в конце коридора, – сказала Ленор, вернувшись в гостиную.
Феннер смерил ее растерянным взглядом. На мгновение Ленор показалось, что он постарел. Или же не показалось? Ленор подошла ближе. «Может быть, это из-за смерти Кэрол?» – подумала она, перевела взгляд на Кинэн.
– Что? – растерянно спросил он. Лицо его не изменилось, но вот в черных волосах появилась седина.
Феннер поднялся на ноги, велел Ленор показать ему закрытую комнату. Они поднялись наверх. Старый замок сдался со второго удара. Дверь раскрылась. Ленор вскрикнула, увидев десятки стариков у незашторенного окна. Их скрюченные, морщинистые пальцы сжимали огарки свечей.
Громкий смех Феннера раскатился по старому дому.
– Свечи?! – растерянно уставился он на Ленор. – Ты говоришь, что Кэрол умерла, потому что погасла ее свеча?