— Они его предали. Они убили его. Я смеялся над Средой, но он был прав, а я нет. Никто из нас больше не может чувствовать себя в безопасности, — сказал человек, имя которого звучало как Элвис. — Но теперь ты можешь рассчитывать на нас. — Он легонько похлопал Тень по спине, и тот едва не отправился в нокдаун. Было такое впечатление, будто его похлопала по спине стенобитная машина.
Чернобог оглядывал автостоянку. Потом спросил:
— Я, конечно, прошу прощения за любопытство, но наша новая машина — она которая?
Человек-бочка ткнул коротким пальцем:
— Вот она, — сказал он.
Чернобог хрюкнул.
— Эта?
Оба они смотрели на автобус, «Фольксваген» семидесятого года выпуска. Заднее стекло было сплошь заклеено постером с радугой.
— Прекрасная машина. Никому и в голову не придет, что вы на такой поедете.
Чернобог обошел автобус. А потом начал кашлять, хриплым, надсадным старческим кашлем, какой пробивает закоренелых курильщиков в пять утра. Он харкал, сплевывал и тер рукой грудь, пытаясь унять боль.
— Да уж, это точно. Никто не заподозрит. А что если полиция остановит нас как явных хипстеров и начнет искать наркоту? [108] А? Нам только этой разлюли-малины не хватало для полного счастья. Надо слиться с пейзажем, а не торчать у всех на виду.
Бородач отпер дверь автобуса.
— Они только глянут на вас, поймут, что вы не хиппи, и пожелают вам доброго пути. Лучшего способа замаскироваться вам не найти. К тому же ничего другого я все равно не смог найти за такое короткое время.
Чернобог, кажется, собирался еще поскандалить, но тут инициативу мягко взял в свои руки мистер Нанси.
— Элвис, ты оказал нам неоценимую услугу. Мы очень тебе признательны. Да, и вот еще — ту, прежнюю машину нужно отогнать назад, в Чикаго.
— Мы оставим ее в Блумингтоне, — сказал бородач. — Волки сделают свою работу. Ни о чем не беспокойся.
Он снова повернулся лицом к Тени.
— Еще раз — разделяю твою боль, и прими уверения в дружбе. Удачи. И если бдение выпадет на твою долю, сочувствую — и восхищаюсь тобой. — Он пожал Тени руку своей лапищей, больше похожей на перчатку бейсбольного кэтчера. Рука у Тени хрустнула. — Передай его телу, когда увидишься с ним. Передай ему, что Альвис, сын Виндалфа, [109] веры своей не предаст.
В салоне «Фольксвагена» пахло пачулями, ладаном и сигарным табаком. Стены и пол были оклеены выцветшим розовым ковролином.
— И кто это был? — спросил Тень, выведя машину с автостоянки и с грохотом переключив передачу.
— Он сам тебе сказал — Альвис, сын Виндалфа. Король гномов. Самый большой, самый могучий и самый славный из всего гномьего народа.
— Да какой же он гном?! — удивился Тень. — Сколько в нем росту, сто семьдесят четыре? Сто семьдесят семь?
— Вот именно. Для гнома — рост гигантский, — подал голос откуда-то сзади Чернобог. — Самый высокий гном во всей Америке.
— А что такое он говорил насчет бдения? — поинтересовался Тень.
Оба старика промолчали. Тень посмотрел на мистера Нанси, который усердно глядел в окошко.
— Ну? Он сказал про какое-то бдение. И вы оба его слышали.
Откликнулся Чернобог, с заднего сиденья.
— Тебе не обязательно это делать, — сказал он.
— Что делать?
— Брать бдение на себя. Он вообще чересчур разговорчив. Все гномы такие: говорят, говорят… Чушь все это. Выкинь из головы.
Путешествие на юг было — как путешествие во времени. Снега мало-помалу становилось все меньше, и на следующее утро, когда автобус въехал в Кентукки, он исчез вовсе. В Кентукки зима уже кончилась, и приближалась весна. Тень начал прикидывать, нельзя ли вывести на сей счет какое-нибудь подходящее уравнение — скажем, проедешь лишние пятьдесят миль к югу, и уйдешь на день в будущее. Он бы с радостью поделился с кем-нибудь этим открытием, но мистер Нанси спал на пассажирском сиденье рядом с ним, а сзади, из салона, раздавался неумолчный храп Чернобога.
Здесь и сейчас время казалось Тени фикцией, которую можно лепить как угодно, по своему усмотрению, — иллюзией, которая стоит перед глазами, пока он ведет машину. Он поймал себя на том, что пристально вглядывается в попадающих время от времени в поле его зрения животных: он присматривался к воронам, которые на обочине, а то и прямо посреди дороги расклевывали всяких раздавленных машинами тварей; стаи птиц выстраивались в небе в строчки, которые еще чуть-чуть — и можно было бы прочесть; кошки внимательно смотрели на него с заборов или с лужаек перед придорожными домами.
Чернобог всхрапнул громче обычного, проснулся и медленно перевел себя в вертикальное положение.
— Странный сон мне снился, — сказал он. — Снилось, будто на самом деле я и есть Белобог. Что испокон веков весь мир считал, что нас двое, бог светлый и бог темный, а теперь, когда мы оба состарились, я и выяснил, что все это время был один, за двоих, одаривал их, и сам же у них дары свои отнимал.
Он оторвал от сигареты фильтр, сунул ее в рот и прикурил.
Тень опустил у себя ветровое стекло.
— Рак легких заработать не боитесь? — спросил он.
— Я и есть рак, — отозвался Чернобог. — И самого себя бояться не привык.
Проснулся и Нанси:
— Существа нашей природы раком не болеют. А также атеросклерозом, болезнью Паркинсона или сифилисом. Нас убить не так-то просто.
— Ну, Среду они тем не менее убили, — отрезал Тень.
Он заехал на заправочную станцию, а потом остановился у соседнего ресторанчика: ранний завтрак. Как только они вошли, таксофон у входа принялся трезвонить.
Пожилая женщина, читавшая дешевое издание «Что нужно было сердцу моему» Дженни Кертон, с кислой улыбкой приняла у них заказ. Потом вздохнула, подошла к телефону, сняла трубку и сказала:
— Да.
И тут же, оглянувшись через плечо, добавила:
— Ага. Вроде как здесь они. Не вешайте трубку, — и вернулась к стойке, к мистеру Нанси.
— Это вас, — сказала она.
— Понятно, — сказал мистер Нанси. — Да, вот еще что, мэм, постарайтесь, чтобы картошечка у вас подрумянилась на славу. И хрустела. Пусть даже подгорит немного.
Он подошел к телефону:
— На проводе, — сказал Нанси.
— А с чего это вы решили, что я настолько глуп, чтобы доверять вам? — сказал он.
— Найду, конечно, — сказал он. — Я знаю это место.
— Да, — сказал он. — Естественно, он нам нужен. И вы знаете, что он нам нужен. А я знаю, что вам нужно от него избавиться. Так что не парьте мне мозги!