Они объехали озеро с южной стороны. Озеро лежало на тридцать футов ниже уровня дороги, и вокруг него расстилался город. Тень заметил на поверхности тусклые лоскутки белого льда, и то там, то тут сияющие проблески воды, в которых отражались огни ночного города.
— Кажется, льдом затягивается, — сказал он.
— Да уже месяц назад как затянулось, — откликнулся Хинцельманн. Тусклые куски — это значит, снегом занесло, а блестящие — это лед. Оно замерзло сразу после Дня Благодарения, за одну ночь стало гладкое, будто стеклышко. Вы ходите на зимнюю рыбалку, мистер Айнсель?
— Не был ни разу.
— Лучше занятия для мужчины не придумаешь. И дело тут не в рыбе, а в душевном покое, с которым возвращаешься домой под конец дня.
— Я учту. — Тень рассматривал озеро сквозь стекло Тесси. — А по льду уже можно ходить?
— И ходить, и даже ездить. Правда, ездить я бы пока не рискнул. Мороз у нас стоит только шесть недель, — сказал Хинцельманн. — Хотя следует учесть, что у нас в Северном Висконсине все замерзает сильнее и быстрее, чем где бы то ни было. Вот как-то раз пошел я на охоту — охотился на оленя, было это лет тридцать-сорок тому назад, выстрелил в самца — промазал, а он как рванет через лес и на открытую местность — это было на северной стороне озера, неподалеку от того места, где вы будете жить, Майк. Олень был просто распрекрасный, лучше я в жизни не видал, на рогах по двадцать отростков, а здоровый — размером с небольшую лошадь, честное слово. Ну, я-то и моложе, и проворней был, чем сейчас, а в тот год снег повалил еще до Хэллоуина, а тогда был уже День Благодарения, но снежок на земле такой свежий, чистый лежит, и все следы точно черным по белому. По ним-то я и понял, что олень мой в панике рванул к озеру.
Только несусветный дурак погонится за оленем, ну а кто ж я, как не дурак-то, я за ним и погнался конечно, а он — оп-ля! — выбежал на озеро и стоит, а ноги на восемь-девять дюймов под водой, стоит и смотрит на меня. Тут вдруг солнце зашло за облако, и мороз стукнул — за десять минут градусов на тридцать похолодало, серьезно говорю. Олень уже и к прыжку изготовился, а с места сдвинуться не может, бедолага. Вмерз.
Ну, я к нему подхожу не спеша. И прямо видно, он уже готов рвануть, да только вмерз, и ничего у него не получается. Я в беззащитную тварь, которая не может убежать, стрелять, конечно, не стал бы ни в коем случае — что ж я, не человек, что ли? Ну, я взял дробовик и выстрелил один раз в воздух.
Олень мой от шума так перепугался, что был готов из шкуры выпрыгнуть, а если учесть, что ноги-то у него вмерзли, только это ему и оставалось. Выскочил из шкуры, рога у него, значит, в лед воткнулись, а сам обратно в лес как дернет, розовенький такой, точно мышонок новорожденный, и дрожит как осиновый лист.
И так мне неудобно было перед этим оленем, что я уговорил женщин из кружка по вязанию связать ему на зиму одёжу потеплее. Ну, и чтобы он насмерть не замерз, они связали ему шерстяной комбинезончик. А тут мы еще и шутку откололи — костюмчик связали ярко-оранжевого цвета, чтобы охотники в него не стреляли: охотники-то в наших краях в сезон охоты ходят в оранжевом, — пояснил он. — А если вы думаете, что я приврал, то я вам докажу. У меня в гостиной на стене до сих пор его рога висят.
Тень рассмеялся, а старик довольно улыбался улыбкой завзятого охотника. Они остановились у кирпичного дома с широкой деревянной верандой, на которой заманчиво перемигивались золотые праздничные фонарики.
— А вот и дом номер пятьсот пять, — сказал Хинцельманн. — Третья квартира будет на верхнем этаже, с той стороны, с видом на озеро. Вот вы и дома, Майк.
— Спасибо, мистер Хинцельманн. Что я вам должен за бензин?
— Просто Хинцельманн. Вы не должны мне ни пенни. Это рождественский подарок от меня и от Тесси.
— Вы уверены, что ничего не надо?
Старик потер подбородок.
— Знаете что, — сказал он. — Я к вам зайду как-нибудь на следующей неделе и продам вам несколько билетов. У нас тут лотерея. Благотворительная. А сейчас, молодой человек, идите-ка спать.
Тень улыбнулся.
— Веселого Рождества, Хинцельманн!
Старик пожал Тени руку. Рука с покрасневшими костяшками на ощупь была жесткой и загрубелой, как дубовая ветка.
— Идите осторожно, там скользко. Вон ваша дверь, сбоку, видите? Я посижу в машине, подожду, пока вы зайдете. Махнете рукой, как доберетесь, и я поеду, ладно?
Оставив «Уэндт» на холостом ходу, Хинцельманн подождал, пока Тень в целости и сохранности не поднялся по боковой деревянной лестнице и не вставил ключ в замочную скважину. Дверь отворилась, и Тень махнул рукой. Старик на «Уэндте» — на Тесси, подумал Тень, и мысль о том, что у машины есть имя, снова заставила его улыбнуться, — так вот, Хинцельманн и Тесси развернулись и поехали обратно через мост.
Тень захлопнул входную дверь. Комната промерзла. В ней пахло людьми, которые уехали отсюда за другой жизнью, пахло всем, что они ели и о чем мечтали. Он нашел обогреватель и поставил его на семьдесят градусов. Прошел в крохотную кухоньку, проверил ящики, заглянул в холодильник цвета авокадо — там было пусто. Никаких сюрпризов. Зато чисто и не пахло плесенью.
Сразу за кухней, рядом с совсем крошечной ванной, где большую часть пространства занимала душевая кабинка, находилась маленькая спальня с голым матрасом. В унитазе плавал старый сигаретный бычок, подкрасивший воду коричневым цветом. Тень смыл его.
В шкафу он нашел простыни и одеяла и застелил постель. Потом снял ботинки, куртку и часы и забрался под одеяло прямо в одежде. Интересно, сколько времени уйдет на то, чтобы согреться.
Свет был выключен, стояла почти полная тишина, только холодильник гудел на кухне, а у кого-то в доме работало радио. Он лежал в темноте и пытался понять, то ли он выспался в «Грейхаунде», то ли у него начинается бессонница от холода, голода, новой постели и того бреда, что приключился с ним за последние несколько недель, — ото всего вместе взятого.
В тишине раздался какой-то треск, похожий на выстрел. Ветка или лед, подумал он. Мороз на улице крепчал.
Интересно, как долго ему придется ждать приезда Среды? День? Неделю? Как бы то ни было, до той поры следует придумать, чем заняться. Мышцы надо бы подкачать, решил он, и продолжать оттачивать ловкость рук в фокусах с монетами, до тех пор, пока не добьется совершенства (показывай любые фокусы, прошептал чей-то голос у него в голове, любые, кроме того, которому тебя научил бедняга Бешеный Суини, всеми забытый, насмерть замерзший на улице, погибший из-за того, что не погибнуть было невозможно. Любые фокусы. Только не этот).
А городок-то на самом деле хороший, подумал Тень. Сразу чувствуется.
Он вспомнил о сне, если, конечно, это был сон, который приснился ему в первую ночь в Кейро. Он вспомнил о Зоре… как там ее звали? Полуночная сестра.
А потом он подумал о Лоре…