Вот так вот моя бабуля и зимовала всю зиму, не зная забот, и не нужно было ей ломать голову над тем, где взять еду и дрова. А когда дедуля понимал, что вот-вот начнется настоящая весна, он шел к яме, раскапывал снег, убирал доски и тащил все семейство поближе к костру, чтобы они оттаяли. И никто никогда не жаловался, кроме одного батрака, которому пол-уха отгрызли мыши, потому что дедуля как-то раз не очень плотно уложил на яму доски. Зимы-то, конечно, в то время были настоящими. И такое вполне можно было проделать. Тогда морозило дай боже, не то что сейчас, не зима, а хрен знает что.
— Да ладно! — разыгрывая простака, Тень веселился от души.
— Ни одной нормальной зимы с сорок девятого года, да вы ее и не помните, малы еще были. Вот это была зима. А я вижу, вы себе транспорт приобрели.
— Ага. Как вам?
— По правде говоря, мальчишка Гунтеров мне никогда не нравился. У меня раньше была речушка с форелью в лесу, на краю моего участка, ну, то есть, земля-то городская, а я просто натаскал в речку камней, устроил небольшие запруды, форель любит такие места. Каких красавиц я там ловил — каждая фунтов на шесть-семь, — а этот гаденыш Гунтер разломал мои запруды да еще грозился донести на меня в Департамент природных ресурсов. Сейчас он в Грин-Бей, но вот-вот вернется обратно. Нет в мире справедливости, а не то он давно уже стал бы зимним дезертиром, сбежал бы в большой мир, так нет же, прицепился к дому, как репей к вязаной жилетке. — Хинцельманн начал выкладывать на стойку продукты из подарочной корзинки. — Это желе из диких яблок. Кэтрин Паудермейкер приготовила. Каждый год на Рождество она дарит мне по баночке. У меня этих баночек в подвале скопилось уже штук сорок-пятьдесят — вы столько и на свете не прожили. Я так ни одну и не открыл, честно говоря. Ну, может, еще попробую, оценю ее старания. А вы угощайтесь. Может, и вам понравится.
— Что значит «зимний дезертир»?
— Ммм. — Старик сдвинул вязаную шапочку на затылок и потер висок указательным пальцем. — Ну, такое не только в Лейксайде случается — городок у нас хороший, лучше, чем многие другие, но и у нас не все идеально. Бывает, зимой детишек того, слегка переклинивает, что ли, когда на улице такой морозильник и приходится торчать в четырех стенах, а снег такой сухой, что даже снежок не слепишь, все рассыпается…
— И они сбегают?
Старик мрачно кивнул.
— Я во всем виню телевидение, показывают детям то, чего у них все равно никогда не будет, — «Даллас» там, «Династию» и прочую дрянь. Я телевизор не смотрю с восемьдесят третьего года, у меня, правда, стоит в шкафу черно-белый приемник, на случай, если кто заедет в гости, а тут показывают какой-нибудь важный матч.
— Предложить вам что-нибудь, Хинцельманн?
— Только не кофе. У меня от него изжога. Просто налейте воды. — Хинцельманн покачал головой. — Самая большая проблема в наших краях — бедность. Не такая бедность, какая была во времена Великой депрессии, а такая, которая надвигается… Как говорят, когда что-то незаметно лезет из щелей, как тараканы?
— Исподтишка?
— Вот-вот, исподтишка. Лесопилка стоит. Шахты заброшены. Туристы дальше Деллса [74] не заезжают, за исключением горстки охотников да детишек, что ходят в походы на озера — но только эти-то в городах денег не тратят.
— А с виду ваш Лейксайд выглядит городом прямо-таки процветающим.
Старик прищурился.
— А сколько на это уходит труда, не задавались вопросом? Тяжелого труда. Но городок у нас хороший, люди вкладываются — поэтому и результат есть. Не то чтобы мы жили богато, когда я был ребенком. Вот спросите меня, богато ли мы тогда жили?
Тень, вжившись в роль простачка, спросил:
— Богато ли вы жили, мистер Хинцельманн?
— Просто Хинцельманн, Майк. Нет, мы были такими бедными, что даже дрова были нам не по карману. В канун Нового года мой отец сосал мятный леденец, а мы стояли вокруг, протянув ладошки, и грелись от его тепла.
Тень фыркнул. Хинцельманн надел свою лыжную маску, застегнул широкое пальто из шотландки, вынул из кармана ключи от машины и в довершение всего натянул толстенные перчатки.
— Как заскучаете, заходите в магазин. Спросите меня. Я покажу вам свою коллекцию приманок для рыбной ловли — насекомые ручного плетения. Надоем вам так, что домой побежите с радостью. — Голос Хинцельманна звучал приглушенно, но внятно.
— Так и сделаю, — улыбнулся Тень. — Как Тесси?
— Тесси отдыхает. Будет зимовать в гараже до весны. Ну, берегите себя, мистер Айнсель.
Хинцельманн вышел и закрыл за собой дверь.
В квартире стало еще холоднее.
Тень надел куртку и перчатки. Потом обулся. В окне теперь почти ничего нельзя было разглядеть из-за намерзшей наледи: вместо озера одни абстрактные очертания.
Изо рта шел пар.
Тень вышел из квартиры на деревянную веранду и постучал в соседнюю дверь. Он услышал, как женщина на кого-то кричит, чтобы тот, ради бога, заткнулся и убавил телевизор, — должно быть, на ребенка, взрослый человек не будет так кричать на взрослого. Дверь открылась, и он увидел женщину — уставшую, с очень черными, очень длинными волосами. Она смотрела на него настороженно.
— Да?
— Здравствуйте, мэм. Я Майк Айнсель. Ваш сосед.
Выражение на лице у женщины ничуть не изменилось.
— И что дальше?
— Мэм, у меня в квартире очень холодно. От радиатора идет кое-какое тепло, но комнаты все равно не прогреваются.
Она смерила его взглядом, по краешкам ее губ пробежало подобие улыбки, и она сказала:
— Ну, заходите. А то и наша квартира простынет.
Он зашел. По полу были разбросаны разноцветные пластмассовые игрушки. У стены горками лежала сорванная с подарков оберточная бумага. У телевизора, носом в экран, сидел мальчик и смотрел в видеозаписи диснеевского «Геркулеса». По экрану с криками скакал мультяшный сатир. В телевизор Тень старался не смотреть.
— Значит, так, — сказала женщина. — Вот что нужно сделать. Сначала нужно заклеить окна, все необходимое для этого можно купить у Хеннинга. Купите пластиковую пленку, только не для продуктов, а для окон. Когда заклеите, если захотите, можно просушить феном, она продержится всю зиму. Еще купите электрообогреватель, можно даже два. Система отопления в доме старая, с таким холодом ей не справиться. В последние годы зимы были теплые — и на том спасибо. — Она протянула руку. — Маргарет Ольсен.
— Рад знакомству, — сказал Тень, стягивая перчатку и пожимая ей руку. — Знаете, мэм, мне почему-то всегда казалось, что Ольсены должны быть более светловолосыми.
— Мой бывший муж был светловолосым, светлее некуда. Розовокожий такой блондин. Загар к нему вообще не приставал.