Лидия пошла вдоль «корыта», перехватываясь рукой, и вскоре обнаружила, что это — никакое не корыто, а большая телега, в которой снизу лежит сено, а сверху набросаны пуховики, перины, подушки, причем все это прикрыто толстой попоной. Лежали также какие-то узлы. Очевидно, люди собрались в отъезд, но что-то помешало. То ли не решились двигаться в путь ночью, то ли, вернее всего, лошадей отняли французы (телега стояла незапряженная).
Ну что ж, отличное место для ночевки! Лидия, встав на колесо, не слишком проворно взобралась в телегу, но дальше дело пошло легче. Она зарывалась все глубже и глубже, словно опускалась на дно какого-то водоема. Тепло, уютное, душистое тепло окутало ее со всех сторон, голова сладко кружилась от аромата сена. Наконец Лидия устроилась чуть ли не на дне телеги, подоткнула под себя со всех сторон подушки, пуховики, чтобы не дуло, но позаботилась подсунуть нос к щелястому бортику (она не выносила духоты).
«Надо пораньше проснуться, — строго сказала она себе. — Чуть только рассветет — и в путь, пока хозяева, если они все же в доме, не пробудились».
Закрыла глаза, и мир, реальный, нереальный, прошлого, будущего — без разницы, какой именно, весь мир, словом, — перестал существовать для нее.
Лидия проснулась от странного ощущения. Как будто кто-то раскачивал кровать, в которой она спала. Нашей героине, конечно, приходилось иногда проводить ночи не одной ну и… принимать, так сказать, живейшее участие в раскачивании кровати. Но сейчас ощущения сильно отличались от прежних. Во-первых, она была не в кровати, а в телеге, во-вторых, одета, в-третьих, одна. Как ни странно, Лидия моментально вспомнила, почему находится в телеге, вспомнила все, что произошло вчера, но не ощутила по этому поводу особой паники. Как бы смирилась с неизбежным и больше на эту тему не переживала. Гораздо больших переживаний с ее точки зрения заслуживало то, что телега двигалась!
Вот те на… Значит, пока она спала как убитая, никак не воспринимая окружающий мир, появились хозяева перин, подушек и узлов, запрягли лошадей в телегу, не замечая, что там спряталась непрошеная гостья, и отправились в путь. Куда? Ну, понятно, что подальше от Москвы. Правильно Лидия вчера почувствовала, что в доме кто-то был. Хозяева там были. Может быть, они, конечно, не наблюдали за ней, как ей чудилось, но они имелись и готовились пуститься в путь с утра пораньше. Что и произошло…
Кстати, нет ничего удивительного, что Лидию не заметили: она так глубоко зарылась в перины и пуховики, что затемно — рассвет едва брезжил, значит, было часиков шесть, — никто просто не разглядел, что среди всякого барахла завалялась, скажем прямо, случайная пассажирка. Она до сих пор накрыта с головой попоною. О ее присутствии никто и знать не знает!
Надо, наверное, заявить об этом самом присутствии, причем чем скорей, тем лучше. В планы Лидии совершенно не входит путешествие в какую-нибудь богом забытую глухомань, откуда выбраться в Москву будет совершенно невозможно. С одной стороны, было бы ужасно интересно хоть одним глазком взглянуть, как жили в этих самых глухих деревнях. С другой — Лидия очень сомневалась, что жили там комфортабельно. Вряд ли ей понравится деревенская ретрожизнь, она типичная горожанка, причем довольно избалованная городскими удобствами XXI, заметьте себе, XXI, а не XIX века. Анаграмма, так сказать, римских цифр, но разница между результатами перестановки — невероятная! Вот и надо вернуться поскорей к своей привычной жизни, в свой город и в свое время. Вернуться и…
Лидия замерла. Рядом послышался стон.
Стон?!
Она что, не одна в этой телеге? А может, это скрип колесный? Да нет, явно стонет кто-то…
Лидия осторожно повернулась на другой бок и протянула руку, не видя куда, — в ту сторону, откуда раздавался стон. Сначала под руку попадались только клочья сена и мягкие округлости подушек и перин, но вот она нащупала что-то не столь мягкое и очень горячее, ну просто раскаленное.
Да ведь это плечо! Мужское плечо!
Рядом с ней лежит какой-то мужчина. И не просто лежит, а дрожит крупной дрожью. И тихо стонет…
От изумления Лидия не разжала руку и продолжала держаться за его плечо. Постепенно до нее доходило, что плечо горяченное потому, что у человека сильный жар, а дрожит потому, что его бьет озноб. Ему холодно, вот что!
Ничего себе, как может быть холодно под такой грудой пуховиков, которая на них навалена? Видно, этот человек тяжело болен. А может быть, ранен?..
Вполне вероятно. Вот объяснение тому, что он стонет от боли, что его везут спрятанным среди подушек, перин и узлов, что он с головой, как и Лидия, накрыт попоной, что в путь из Москвы тронулись еще затемно. Телега идет весьма ходко: тот, кто погоняет, очень торопится, знай на лошадей покрикивает скрипучим стариковским голосом:
— Пошли, родимые! Шевелите ногами, голубушки!
Раненый, конечно, офицер, продолжала размышлять Лидия. Его тайно вывозят из Москвы родственники. Можно только гадать, почему не успели до прихода французов. А может, он только вчера был ранен, к примеру. Ох, бедняга, как ему плохо… чувствуется, еле сдерживает стоны, они прорываются сквозь стиснутые зубы. Наверное, рана воспалена, поэтому такой озноб. Лидия сочувственно погладила дрожащее плечо — больше ничем помочь она не могла. Что-то зашуршало, и ее пальцы накрыла мужская ладонь, такая же раскаленная, как и плечо. Лидия ощутила ответное пожатие, а потом пальцы мужчины перебрались к ее запястью, сомкнулись вокруг него и принялись подтягивать Лидию к себе — медленно, но настойчиво.
«Он обнаружил чужого, — поняла Лидия. — Он хочет мне что-то сказать, но боится, что не услышат снаружи».
Она послушно переместилась, вернее, перекатилась по перине ближе к незнакомцу, и в ту же минуту он повернулся к ней и обнял, прижал к себе.
Дрожь его тела передалась Лидии, и ее тоже заколотило, да так, что зуб на зуб не попадал. А может, это от волнения?..
Заволнуешься тут, наверное! Спросонья, едва глаза продрав, очутилась в объятиях незнакомого мужчины. Может, он, конечно, и ранен, может, у него жар, озноб и все такое, может, ему и больно, однако это ничуть не повлияло на определенные мужские инстинкты. Тема el choclo, начатая еще вчера, продолжала стоять на повестке дня.
Вот именно — стоять во всей своей красе и силе!
Лидия в панике дернулась, однако мужчина не отстранился, притиснул ее к себе еще крепче и прошептал, задыхаясь и прижимаясь губами к ее шее:
— Милая, душенька, Иринушка, вовеки не забуду, что ты для меня сделала. Жизнь моя отныне тебе принадлежит и навеки с тобой связана. Горько каюсь, что не тотчас оценил, какого ангела мне судьба послала! Клянусь тебе отныне в вечной верности!
Вслед за тем Лидия ощутила, что на палец ее правой руки что-то надевают… да ведь это кольцо! Горячее-горячее, совсем как та рука, с которой оно было снято.
Мужчина отдал ей свое кольцо. Зачем? Почему?