– Олег, – Маша обняла могучую шею крепче, – я так тебя люблю.
– Вот это другой разговор. – Он улыбнулся и легкой походкой пошел вниз по тротуару. – Я тоже!
На следующий день, сияющие и взволнованные как молодожены, они сидели в кабинете специалиста опеки по месту жительства. Круглая тетка с нарисованными высоко на лбу бровями тщательно, с медлительностью садистки, проверяла состояние документов.
– У супруга нет автобиографии, – бросила она, не глядя на просителей.
– Виноват, Тамара Михайловна, – Олег через силу улыбнулся, – сейчас напишу.
– Где ваша характеристика с места работы?
– Моя? – Маша никак не могла избавиться от противного ощущения, словно она была провинившейся школьницей. – Я работаю по договору подряда.
– Я вижу. И что?! Характеристика все равно нужна.
– Хорошо. Сделают.
– Итак, – Тамара Михайловна по десятому кругу начала перекладывать пачку бумаг, – свидетельства об окончании школы приемных родителей есть.
– Есть, – Олег с Машей кивнули.
– Медицинское заключение в порядке, справка об отсутствии судимости тоже. Акт обследования жилого помещения в наличии. Только что это тут понаписано? Кто квартиру осматривал? – Она посмотрела на Машу с Олегом как на подсудимых.
– Ваш коллега приезжал, – Олег старательно скрывал свое раздражение, – зовут Антон, фамилии не помню, но могу назвать номер мобильного телефона.
– А-а-а, – женщина отложила бумагу, – скажу ему, пусть исправит. Дальше. Где согласие вашего ребенка, заверенное нотариально?
– В перечне документов такого пункта нет.
– Мало ли что нет! Усыновляют обычно те, у кого нет детей. – Она бросила на них недовольный взгляд. – Или дочь приводите, в нашем присутствии пусть напишет, что не возражает против усыновления, или идите к нотариусу. Или она у вас против?
Еще один обвинительный взгляд.
– Она «за»! – Маша едва сдерживала внутреннюю дрожь. Почему нужно разговаривать с ними так, словно они умственно отсталые и при этом планируют совершить тяжкое преступление?!
– Копия свидетельства о браке, – продолжила тетка, – справки с места работы, копия финансового лицевого счета, выписка из домовой книги, документы на собственность жилья. Это не обязательно.
– Пусть будут, – Олег угрожающе склонился к ней.
– Пусть, – тетка безразлично пожала плечами, – вроде все. Приходите с недостающими бумагами в следующий вторник. Тогда и приму заявление.
– А сразу нельзя?
– Мужчина, – она посмотрела на Олега с раздражением, – вы себе это как представляете? У вас пакет документов не собран.
– Двух бумаг всего не хватает! Автобиографию я сейчас напишу. Значит, одной.
– У нас тут не читальный зал. – Тамара Михайловна перешла на противные высокие ноты. – Дома будете биографию сочинять.
– Мне сочинять нечего, – Олег встал, нависнув над круглой женщиной. – Не превращайте человека в комок оголенных нервов!
– Боже мой, – она наконец сменила тон, – если так хотите, пишите сейчас заявление. Все равно делу дадим ход, только когда принесете автобиографию и характеристику.
– Документы долго будете рассматривать? – Олег вытащил из лотка два бланка – для себя и жены.
– Минимум две недели.
– И что потом?
– Потом – по процедуре. Заберете заключение. Если оно будет положительным, начнете искать ребенка.
– Тоже с вашей помощью?
Маша поежилась от такой перспективы.
– У нас детей в наличии нет! – отрезала сотрудница.
– Такого не может быть. – Молчанова все хуже понимала происходящее. – За вашей опекой закреплен дом ребенка!
– И что? Вы со мной спорить будете?! – Суровая дама снова была в своем амплуа. – Вы знаете, сколько желающих взять нормальных детей? Тех, у которых родители более-менее.
– Но ведь не всех еще разобрали. Малыши-то есть.
– Где?!
– В том же подшефном вам доме ребенка. В ближайшем детском доме. Иначе бы эти учреждения уже закрыли.
– Какие там дети?! – Она отмахнулась так, словно не считала воспитанников за людей. – Никакие!
– В каком смысле?
– Больные насквозь.
Маша глубоко вдохнула, потом выдохнула.
– Здоровых сейчас и в семьях практически нет. – Она пыталась не срываться и при этом жестко держать оборону. – Тех, кто болен, тоже надо усыновлять.
– Слушайте, давайте прямо! Вы инвалида возьмете?
– Смотря о чем речь…
– О том, что он ни черта не соображает. Не двигается, ходит под себя. На всю жизнь останется овощем.
Маша, широко раскрыв глаза, смотрела на женщину. Она долго не поддавалась эмоциям, но картина, нарисованная сотрудницей опеки, выбила почву из-под ног.
– Как вы можете знать… Что это на всю жизнь? В доме ребенка дети от месяца до трех лет. Если два месяца человеку, на нем уже нужно поставить крест?! Есть же терапия, лечение.
– Я смотрю, вы специалист, – Тамара Михайловна недобро усмехнулась.
– Я-то как раз нет.
– Вот и я о том же говорю: элементарных вещей не знаете. До трех лет никакой определенности нет!
– Что это значит?
– А то, что многие наследственные заболевания клинически не проявляются до трех лет. Усыновляете чудесного малыша, возитесь с ним, а в три года вылезает такое…
– И что же нам делать?
– Это уж вам решать. Хотите, берите!
– Я не знаю…
– Вот и другие «не знают»! – Тетка обрадовалась своей правоте. – А здоровых сирот нет! У всех болезни. Дурная наследственность.
– Но…
– Мое дело предупредить. Хотите – идите, собирайте дальше бумаги. Только время зря потеряете!
В тот день они с Олегом так и не написали никаких заявлений. Вышли из кабинета, словно из камеры пыток. И только на улице поняли, как умело специалист манипулировала их чувствами. Нельзя было понять, в чем цель этой женщины – проверить на прочность или всеми средствами отпугнуть усыновителей?
По дороге домой, в машине, Маша еще кое-как держалась. Но стоило оказаться в собственной спальне, внутри что-то оборвалось. Она упала вниз лицом на постель и разрыдалась. Напрасно Олег гладил ее по вздрагивающим плечам, успокаивал, приносил то воды, то валерьянки. Жена была безутешна. Маша во всем винила себя. Как только могла она помыслить о том, что можно вот так запросто пойти и найти сына или дочь?! Полный абсурд. Если бы все не было так ужасно на самом деле, этих малышей не бросали бы родители. Значит, справиться с ними невозможно. Немыслимо.