Люси присоединилась к этой армии, когда притворилась перед Джорджем, что не любит его, а перед Сесилем — что никого не любит. И ночь поглотила ее — как поглотила за тридцать лет до этого мисс Шарлотту Бартлетт.
Уинди-Корнер находился не на самой вершине холма, а сотней футов ниже по его южному склону, у основания гребневидного выступа, который служил холму опорой. По обе стороны этого выступа простирались неглубокие лощины, поросшие папоротниками и сосной, а вдоль левой лощины вилась дорога, ведущая через пустошь.
Когда бы мистер Биб ни преодолевал этот невысокий выступ, он, остановившись на самом его гребне, начинал смеяться — природа была столь величественной и благородной, а дом таким обыкновенным, если не сказать нелепым, что этот контраст не мог не ошеломлять. Почивший в бозе мистер Ханичёрч выбрал форму куба потому, что эта форма позволяла ему максимально удобным образом вложить деньги, и единственным дополнением к архитектуре дома, сделанным его вдовой, была маленькая башенка, исполненная в форме носорожьего рога, откуда в дождливую погоду хозяйка могла наблюдать за экипажами, снующими вверх и вниз по дороге. Дом был нелеп, и тем не менее это был дом, и населяли его люди, совершенно искренне любившие окружающие ландшафты. Другие дома по соседству были построены дорогими архитекторами, за прочими домами хозяева тщательнейшим образом ухаживали, но все их ухищрения не могли развеять ощущения, что все, что они делают и возводят, — случайно и временно. И только Уинди-Корнер выглядел вечным, надежным и непреходящим, словно его уродство было создано силами самой Природы. Можно было смеяться над этим строением, но содрогаться от отвращения или негодования — никогда.
В этот понедельник мистер Биб приехал на велосипеде и привез небольшую сплетню. Оказывается, он получил письмо от сестер Элан. Поскольку эти замечательные дамы не смогли приехать на виллу «Кисси», они поменяли планы и вместо этого собрались в Грецию.
«Поскольку Флоренция оказала столь благотворное влияние на мою бедную сестру, — писала мисс Кэтрин, — мы не видим причин, которые помешали бы нам этой зимой посетить Афины. Конечно, это смелый ход, тем более что доктор прописал ей для пищеварения специальный хлеб, но мы можем взять его с собой, и нам останется только сесть на пароход, а затем пересесть на поезд. Но есть ли там английская церковь?» Письмо продолжалось следующим образом: «Я не думаю, что мы поедем куда-нибудь дальше Афин, но если вы знаете какой-нибудь по-настоящему уютный пансион в Константинополе, мы были бы вам искренне признательны».
Люси должна получить удовольствие от этого письмеца, тем более что улыбка, которой мистер Биб озарил Уинди-Корнер, в значительной мере предназначалась для нее. Она обязана заметить, какое оно смешное, это письмецо, и какое оно прекрасное; должна же она чувствовать прекрасное! Хотя она была безнадежна в отношении живописи, и хотя она не всегда удачно одевалась — о, это ее светло-вишневое платье вчера, в церкви! — она просто обязана ощущать красоту и прелесть жизни, иначе она не играла бы на фортепиано так, как она это делает. У мистера Биба была теория, суть которой состояла в признании музыкантов существами исключительно сложными. Эти создания в гораздо меньшей степени, чем прочие люди искусства, знают себя и то, что им нужно, они постоянно ставят в тупик самих себя и своих друзей — их психология — феномен, до конца пока не изученный. И его теория только что была проиллюстрирована фактами, хотя мистер Биб и не знал этого. Не ведая того, что произошло здесь накануне, священник ехал просто выпить чаю, навестить свою племянницу да посмотреть, увидит ли мисс Ханичёрч что-либо милое и прекрасное в желании двух старых дев посетить вечные Афины.
Возле Уинди-Корнер стоял экипаж, который, как только священник приблизился к дому, двинулся и поехал по полосе гравия, ведущей к главной дороге, где резко остановился. Возница, экономя силы лошади, обычно ждал, пока пассажиры пешком поднимутся к этой точке по склону холма. Дверь дома послушно отворилась, и вышли двое, которых священник опознал как Сесиля и Фредди. Странная парочка для совместной поездки, но мистер Биб заметил чемодан, притороченный у ног возницы. Сесиль, на котором был надет котелок, вероятно, уезжал, а Фредди, в кепи, очевидно, провожал его до станции. Они шли быстро, срезая углы, и добрались до вершины холма, когда экипаж все еще боролся с изгибами дороги.
Мужчины пожали руку священнику, но не сказали ни слова.
— Вы решили нас ненадолго покинуть, мистер Виз? — спросил священник.
— Да, — ответил Сесиль, в то время как Фредди отвернулся в сторону.
— Я собирался показать вам это совершенно милое письмо от друзей мисс Ханичёрч, — сказал он и принялся цитировать кусками. — Не чудесно ли это? Разве это не романтическое приключение? Теперь сестры Элан наверняка поедут в Константинополь. Они попали в капкан, из которого им не выбраться, и наверняка закончат кругосветным путешествием.
Сесиль внимательно выслушал священника и сказал, что Люси это будет крайне интересно.
— Настоящее романтическое приключение! — не унимался мистер Биб. — Каприз, абсолютно не свойственный молодым людям. Единственное, на что вы способны, так это на партию в теннис. Вы говорите, что романтика мертва, в то время как сестры Элан изо всех сил бьются за торжество романтики. «Какой-нибудь по-настоящему уютный пансион в Константинополе»! Это они из скромности, но в глубине сердца они желают жить в замке, где они могли бы «…внимать прибою на островах волшебных в океане дальнем». Обычный вид из окна не подходит для сестер Элан. Им нужен пансион, хозяином которого был бы великий Джон Китс.
— Ужасно неловко перебивать вас, мистер Биб, — вмешался Фредди. — Но нет ли у вас спичек?
— У меня есть, — сказал Сесиль, и от внимания священника не ускользнуло то, что тот говорит с Фредди более мягким тоном, чем обычно.
— Вы ведь не встречались с сестрами Элан, мистер Виз, не так ли? — спросил мистер Биб.
— Никогда, — ответил Сесиль.
— Тогда вы не поймете всей прелести этой их поездки в Грецию. Сам я в Греции не бывал и не собираюсь. Я даже не могу представить, чтобы туда поехал кто-либо из моих друзей. Греция слишком велика для нас, слабых мира сего. Не согласны? Италия — это то, с чем мы еще можем управиться. Италия — героическая страна, в Греции же есть что-то богоподобное или даже дьявольское. Я даже не знаю, что именно — насколько Греция выходит за рамки нашего провинциального кругозора. Ладно Фредди, я не очень умный, я знаю; я позаимствовал эти идеи у другого, но передайте мне спички, когда они вам больше не понадобятся.
Священник зажег сигарету и продолжал:
— Так вот что я говорю: если нашим несчастным кокнейским жизням и нужен какой-либо фон, пусть это будет Италия. Достаточно большая, чтобы заполнить мое сознание. Размером как раз с Сикстинскую капеллу. Ее контрасты я еще в силах осознать. Но не Парфенон, не фризы Фидия! А вот и ваш экипаж.