— Так вы оставляете его? Оставляете человека, которого любите?
— Я… я должна!
— Но почему, мисс Ханичёрч? Почему?
Ужас обуял Люси, и она вновь начала лгать. Она повторила ту длинную и очень убедительную речь, что уже произнесла перед мистером Бибом и произнесет перед всем миром, когда наконец объявит о разрыве своей помолвки. Эмерсон слушал в молчании, затем произнес:
— Дорогая моя! Я очень за вас беспокоюсь. Мне кажется… — голос его звучал задумчиво, и Люси нисколько не встревожилась словам Эмерсона, — …мне кажется, что вы запутались.
Люси покачала головой, не соглашаясь.
— Поверьте пожилому человеку. В мире нет ничего более ужасного, чем эта путаница — в жизни или в голове. Легко встретить лицом к лицу Смерть или Судьбу, а также иные вещи, внушающие страх. Но с ужасом и отвращением я взираю только на те эпизоды своей жизни, где я запутывался; этих эпизодов я хотел бы избежать. Мы в очень немногом можем помочь друг другу. Раньше я думал, что могу объяснить молодым людям саму суть жизни, но сейчас я стал умнее, и все, чему я научил Джорджа, сводится к этим словам: берегись путаницы. Вы помните ту церковь, где вы сделали вид, будто раздражены на меня, а сами раздражены не были? А помните — еще до этого, — как вы отказывались от комнаты с видом на Арно? Вот здесь вы запутывались — в мелочах, но вы знаете, как значимы и всесильны мелочи!
Люси молчала.
— Верьте мне, мисс Ханичёрч, — продолжал Эмерсон. — Хотя жизнь прекрасна, она и трудна.
Люси по-прежнему не отвечала.
— «Жизнь», — писал мне один из моих друзей, — «есть игра на скрипке, где ты учишься играть на публике в процессе исполнения». Мне кажется, это хорошо сказано. Человек должен учиться исполнять свои обязанности, исполняя их, — особенно свои обязанности в любви.
И вдруг он произнес взволнованно:
— Вот оно! Вот что я имею в виду: вы любите Джорджа!
Посла такой долгой преамбулы три завершающих слова нахлынули на Люси как волны из открытого океана.
— Не спорьте, это именно так! — произнес Эмерсон, не дожидаясь возражений. — Вы любите моего сына душой и телом, просто и ясно — как и он вас любит, и никакие слова здесь не надобны. Именно поэтому вы и не выходите замуж за другого.
— Да как вы можете! — воскликнула Люси, слыша, как воды шумят в ее ушах. — Как это похоже на всех мужчин! Вы все думаете, что женщина только о вас и думает!
— Но именно это с вами и происходит. Вы думаете только о Джордже.
Люси почувствовала почти физическое отвращение.
— Вы потрясены, но в этом и состояла моя цель. Иногда только так можно достичь цели, а по-другому у меня не получится. Вы должны выйти замуж, иначе ваша жизнь будет напрасной. И вы слишком далеко ушли с верного пути. У меня нет времени на нежность, на дружеские чувства, на поэзию и прочие имеющие значение вещи, ради которых вы вступаете в брак. Я знаю, что в союзе с Джорджем вы найдете их и что вы любите его. Поэтому — станьте его женой. Он уже является частью вас. Хотя вы бежите в Грецию, и никогда его больше не увидите, и даже, может быть, забудете его имя, Джордж будет в ваших мыслях до самой вашей смерти. Любовь и разлука несовместимы. Вы захотите доказать обратное. Вы можете преобразовать любовь во что-нибудь другое, вы можете не замечать ее, пытаться ее уничтожить — но вам от нее никогда не уйти. Я по опыту знаю, что поэты правы: любовь — вечна!
Люси принялась плакать от злости, и, хотя вскоре ее злость улетучилась, слезы продолжали литься из ее глаз.
— Я бы только хотел, — продолжал Эмерсон, — чтобы поэты сказали еще об одном: что любовь принадлежит телу. Какие тайны раскрылись бы перед нами, если бы мы признали это! И если бы в нас было больше прямоты, была бы более свободна душа. Ваша душа, дорогая Люси. Теперь я ненавижу это слово — благодаря той лжи, которой его окутали предрассудки. Но у нас есть души. Я не знаю, откуда они являются и куда уходят, но у нас есть души. И вы, Люси, разрушаете свою. Для меня это невыносимо. Это похоже на наступление тьмы. Это — настоящий ад. — Эмерсон замолчал и покачал головой. — Что за чепуху я говорю, — проговорил он. — Глупости и абстракции. И я заставил вас плакать! Милая девочка! Простите мне мои банальности. Выходите замуж за моего сына. Когда я думаю о сути жизни и о том, как редко одна любовь находит другую… выходите за него; именно ради таких союзов существует наш мир.
Люси не вполне понимала Эмерсона — его идеи действительно были чересчур абстрактными. Тем не менее, пока он говорил, окружавшая Люси темнота рассеялась — слой за слоем, и она увидела глубины своей души.
— И тогда, Люси…
— Вы пугаете меня, — простонала она. — Сесиль, мистер Биб, билеты уже куплены, все…
Рыдая, она упала в кресло.
— Я совсем запуталась. Я должна перестрадать свое и стать взрослее, но — вдали от него. Ради него я не могу сломать ту жизнь, которой живу. Они же верят мне.
Тем временем к двери подъехал экипаж.
— Скажите Джорджу о моей любви. Только один раз. Я во всем разберусь, скажите ему.
Люси набросила на лицо вуаль, под которой по-прежнему текли слезы.
— Люси…
— Нет! Они уже в холле. Прошу вас, мистер Эмерсон, не нужно. Они верят мне.
— Но как же им верить вам, если вы уже обманули их?
В этот момент мистер Биб открыл дверь и сказал:
— А вот и моя мать.
— Вам не нужно их доверие, — не унимался Эмерсон.
— Что такое? — резко спросил мистер Биб.
— Я говорю, — объяснял Эмерсон, — что вам нет смысла верить ей, поскольку она вас обманула.
— Одну минуту, мама! — бросил священник матери, закрыл дверь и обратился к своему гостю: — Я не вполне понимаю вас, мистер Эмерсон. Кого вы имеете в виду? Верить кому?
— Я имею в виду, — отвечал тот, — что она притворялась перед вами, будто не любит Джорджа. Хотя все это время они любят друг друга.
Мистер Биб посмотрел на рыдающую девушку. Его бледное лицо, обрамленное рыжеватыми бакенбардами, вдруг стало нечеловечески спокойным. Словно длинный черный столп, стоял мистер Биб и ожидал, что ответит Люси.
— Я никогда не выйду за него замуж, — срывающимся голосом проговорила Люси.
Легкое пренебрежение отразилось на лице мистера Биба, и он спросил:
— Почему?
— Мистер Биб… Я ввела вас в заблуждение… Я сама заблудилась.
— Это все чепуха, мисс Ханичёрч.
— Это не чепуха! — с жаром возразил Эмерсон. — Это то, что недоступно вашему пониманию.
Мистер Биб дружески положил руку на его плечо.
— Люси! Люси! — раздались голоса из экипажа.
— Мистер Биб! Вы не поможете мне?