— В день бывает по нескольку раз. Особенно вечером, после спектакля. Вот после репетиции не так. После репетиции я спокойнее. А после спектакля возбуждение долго не проходит, возвращаюсь домой, завариваю кофе, сажусь перед телевизором, и тут начинается…
— Какие каналы смотрите?
— У нас дом обслуживают целых три кабельных оператора. Их, в основном, и смотрю. Еще спутниковые. После спектакля обычно часов до трех ночи сижу. Спать даже не пробую. Знаю, что уснуть не смогу. Просто тупо сижу и смотрю в телевизор. Иногда даже не понимаю, что смотрю.
— Принимаете какие-нибудь препараты? Транквилизаторы или еще что-то?
— Нет. Я вообще противник всяких медикаментозных способов лечения.
— А если без них нельзя?
— Потому к вам и пришел. Вы же не работаете на аптеки, как большинство современных врачей. По крайней мере, вас трудно в этом заподозрить. Вы не ведете официального приема больных, и это уже многое значит.
— Да, к сожалению, о врачах в последние годы приходится слышать много плохого.
— И очень мало хорошего. Врачи равнодушны к больным. Они не воспринимают пришедших к ним людей как больных.
— Наверное, это так. Но, по большому счету, даже обвинять врачей в этом сложно. Один день приема в поликлинике, грубо говоря, один день чужой боли. Вы понимаете, что это такое для восприимчивого, эмпатичного человека? Ни один самый здоровый организм не выдержит такой нагрузки. И равнодушие врачей — это способ их самозащиты. Точно так же, как у полицейских. Их равнодушие — это тоже способ самозащиты, самосохранения. Болеть и переживать за всех ежедневно — просто опасно. Поэтому простите уж врачей и полицейских.
— Не знаю, как у врачей, но у нас не так. Если будешь на сцене оставаться равнодушным, если не сможешь войти в образ, лучше на сцену не выходи. Зритель не поверит. И потому, наверное, мы так устаем. Может быть, у меня просто усталость?
— Мне пока трудно сказать. А как давно у вас началось такое состояние?
— Уже больше полугода. Мне тут один знакомый советовал в Троице-Сергиеву лавру съездить. Там какой-то священник Гермоген изгоняет из людей бесов. Говорит, что со мной очень похожий случай. А я уже настолько от всего этого устал, что готов даже к священнику обратиться.
— Вы, я вижу, человек неверующий.
— Меня воспитывали атеистом.
— Вы говорите так, словно этим гордитесь. Нас всех воспитывали атеистами. Особенно наше поколение. Но многие сами пришли к Богу. Я бы вам посоветовал подумать об этом. Но настаивать не буду. Я сам, по роду своей профессии, занимаюсь тем, что христианство отвергает. И могу вам предложить только такую помощь. Не христианскую. Я попробую в состоянии гипноза определить корни вашего нервного расстройства. Если оно нервное, я, возможно, буду в состоянии вам помочь. Если это расстройство психическое, я поговорю со своими коллегами. По крайней мере, я вам помогу найти достойного психиатра, который не уложит вас сразу в больницу, а постарается помочь амбулаторно. И даже негласно.
Игорь Илларионович вышел из-за рабочего стола, приоткрыл дверь и сказал в коридор:
— Алина, мы будем проводить сеанс, постарайтесь нам не мешать.
Смех на кухне сразу стих, и до профессора донесся только невнятный шепот. Это ему не мешало, тем более дверь была закрыта.
Профессор вернулся к пациенту.
— Встаньте ко мне лицом. Смотрите прямо перед собой. Расслабьтесь. Вы недавно пришли с улицы. Сильный снег идет?
— В этом году еще не было снега, профессор. Зима не спешит к нам…
— Но вы пришли, полностью засыпанные снегом! Я же видел!..
Артист задумался. И в этот момент Игорь Илларионович властно приказал: «Спать!»
— Спать! Вы будете спать и слышать только мой голос. Даже с закрытыми глазами вы будете прекрасно меня слышать и все понимать. Вы будете отвечать только на мои вопросы. Никакие посторонние помехи не будут вам мешать. Спать… Спать… Спать…
Это был старый способ быстрого введения в гипнотический сон. Можно вводить постепенным счетом, жестикуляцией, концентрацией на светящихся предметах, поглаживанием, а можно вводить пациента сразу, задав ему нелепый вопрос, заставив задуматься. И в этот момент его психика и поддается суггестическому приказу.
— Вы сейчас спокойны. Вы расслаблены. Вы прекрасно себя чувствуете. Все ваше беспокойство куда-то ушло. И вы отчетливо помните, откуда оно взялось. Вы все хорошо помните. Вы помните, когда в первый раз оно пришло к вам. Когда?
— Когда я сделал это… Я совсем забыл, что сделал это, а беспокойство осталось. Я не знаю, зачем я это сделал. Мне кто-то приказал так, что я не мог отказаться. Мне приказали, и я убил ее. И совсем про это забыл…
Артист вдруг замолчал и сжал губы.
— Кого вы убили? — спросил профессор. — Кто приказал вам?..
— Что ты суешься не в свое дело… Еще один вопрос, и он умрет! — вдруг ответил хорошо знакомый профессору голос.
Уста артиста говорили чужим голосом. Может быть, он был хорошим артистом — этого Игорь Илларионович не знал. Но имитатором он точно был талантливым. И голос повторил так, что профессор узнал его без всякого труда. Голос этот характерный, густой и властный. С таким голосом хорошо бы диктором на радио работать. Любой Левитан позавидовал бы.
— Я сейчас досчитаю до пяти, и вы проснетесь… — резко пошел на попятную Игорь Илларионович. Он не хотел смерти постороннего человека в своем кабинете. И был уверен, что при следующем вопросе артист умрет, и потому предпочел прекратить сеанс.
— Один… Вы спокойны… У вас хорошая и крепкая нервная система. Два… Вы спокойны, и нет причин, которые мешали бы вам хорошо себя чувствовать… Три… Сейчас вы проснетесь. Мы будем пить чай. И вас ни разу за весь вечер не посетит беспокойство. Четыре… Просыпайтесь… Пять… Все хорошо. Садитесь…
Профессор вернулся на свое место и расстегнул полковничий китель. В последнее время он стал сильно и резко поправляться, и китель уже давил на живот, особенно когда сядешь — того и гляди, пуговицы «с мясом» оторвутся. Но и в расстегнутом кителе Игорю Илларионовичу было трудно дышать. Артист сидел по другую сторону стола и ждал, что скажет профессор. Но долгого молчания не выдержал.
— Я долго был это… «в отключке»?
— Нет. Не долго. Что же, молодой человек… Могу дать вам несколько советов, не объясняя сути. Возможно, мои советы покажутся вам странными, тем не менее это единственное, чем я могу вам помочь. Во-первых, не включайте телевизор. Никогда не сидите перед ним. А еще лучше… Да, это будет, думаю, лучше всего… Есть у вас возможность хотя бы месяц пожить где-то в другом месте? Скажем, за городом. Если есть такая возможность, сегодня же уезжайте. Сразу, как выйдете от меня. Зайдите домой только для того, чтобы забрать необходимые вещи, документы, деньги. И уезжайте. Хотя бы на месяц. У вас есть такая возможность?