Чтобы впервые за время бегства с фермы поесть горячего, Иссерли поехала к знакомой заправочной станции, где покупала когда-то бензин.
Еще придет день, когда она одолеет свои страхи, заедет в большой город, поставит машину среди сотен других и войдет в супермаркет, как делают водсели, когда им требуется еда. Но пока до этого далеко. Совсем недавно, проезжая мимо гигантского «Теско», что возвышается на идущем к Абердину А-96, Иссерли загадала, осмелится ли она войти в него. От шоссе до супермаркета было рукой подать, она почти могла заглянуть сквозь тонированные стеклянные двери внутрь магазина. Наверное, этот массивный бетонный амбар был набит изнутри всем, что она когда-либо видела по телевизору, и несметные водсели привередливо копались в этом добре, отпихивая друг друга, норовя заграбастать кусочек повкуснее. Нет, к такому она еще не готова.
На заправочной станции Иссерли купила на двадцать фунтов бензина. А после подошла к металлической с пластмассой витринке самообслуживания, над которой значилось «СЧАСТЛИВОЕ ПУЗИКО®», чтобы выбрать одно из расфасованных, готовых к употреблению мясных блюд. Вариантов имелось три: «Куриный рулет», «Гамбургер» и непонятная «Горячая собака». Завернуты все эти блюда были в белую бумагу, поэтому посмотреть, что там внутри, Иссерли не могла. И выбрала «Куриный рулет». Она слышала по телевизору, что «Гамбургеры» опасны — и даже потенциально смертельны. Уж если «Гамбургер» способен убивать водселей, лучше даже не думать, что может он сделать с ней. Ну а «Горячая собака»… не странно ли — потратить столько сил на спасение от смерти одной собаки, а через несколько дней съесть другую?
Взяв бумажную коробочку, Иссерли сунула ее в микроволновую печь, нажала, следуя инструкции, несколько кнопок. Через сорок пять секунд испускавший горячий парок «Куриный рулет» снова лежал на ее ладони.
Через сорок пять минут она стояла, скорчившись, в траве за солтбернской парковкой и тужилась, пытаясь опорожнить желудок. Рот ее был растянут во всю ширину, с кончика языка капала слюна, но, когда струя рвоты, наконец, рванулась наружу, то ударила она в нос, извергаясь, точно газированная подлива, брызгами и пузырями из узких ноздрей. С минуту Иссерли думала, что задохнется до смерти или блевотина прожжет себе путь через слезные протоки и польется из глаз. Впрочем, то были панические заблуждения, а спазмы вскоре утихли.
Когда все закончилась, Иссерли дрожащими руками свинтила крышечку с большой бутылки «Аква Вита» — воды, надо полагать. Бутылку она купила вместе с «Куриным рулетом», просто на случай, если незнакомая еда не пойдет ей впрок. Она сильно подозревала, что так и будет, однако решила дать «рулету» честный шанс. Загадку безопасной еды сегодня разрешить не удалось. Пробы и ошибки позволят ей понять, чем она может питаться без риска для жизни. Пока же она присосалась к пластиковому горлышку бутылки, глотая успокоительно чистую жидкость.
С голода она не помрет. В полях растет картошка; фермеры рассыпают по ним репу для овец; на деревьях вызревают яблоки. Все это вполне пригодно для потребления человеком, что и доказывают каждодневно мужчины фермы Аблах, сходясь в столовку. Пища, конечно, скудноватая, но выжить поможет. А со временем ей удастся отыскать и продукты, которых она пока и представить-то себе не может, еду, которая напомнит деликатесы ее детства, позволит ощутить истому, довольство, сытость.
Где-то здесь она есть, в этом Иссерли не сомневалась.
Ведя машину назад, к своему укрытию, Иссерли с испугом увидела на узкой лесной дороге водселя, который, беспорядочно размахивая руками, призывал ее остановиться. Не полицейский — стопщик, очень взволнованный, почти приплясывавший посреди дороги. Иссерли попыталась объехать его, однако он прыгнул ей чуть ли не под колеса, растопырив руки и заставив ее нажать на тормоз.
Экземпляр оказался крупным, молодым, из-под его кожаной куртки выпирали великолепные мускулы, но вот лицо у него было совершенно ошалелое.
— Простите! Простите! — вскрикивал он, лупя ладонями по капоту и не сводя с Иссерли умоляющих глаз. — Мне позарез нужно было вас тормознуть!
— Прошу вас, освободите дорогу! — крикнула она сквозь ветровое стекло и, пытаясь напугать его, снова включила двигатель. — Я не беру пассажиров!
— Моя малышка рожает! — взревел он в ответ, указав толстой рукой в какую-то не видимую за лесом точку. — Ради бога! Я уже сто пятьдесят гребаных миль отмахал, осталось всего пять!
— Я не могу вам помочь! — крикнула Иссерли.
— Иисус задолбанный Христос! — скривился он и хлопнул себя ладонью в лоб. — Да я вас пальцем не трону! Просто сидеть буду и все! Хотите, свяжите меня и нож к горлу приставьте. Что хотите делайте, — моя малышка рожает! Я стану отцом!
Поняв, что он от нее не отстанет, Иссерли открыла пассажирскую дверцу и впустила его в машину.
— Спасибо, — смиренно поблагодарил он. — Вы человек что надо.
Шона, думал он. Держись, Шона.
Иссерли не ответила, но рывком, так что заскрежетала коробка передач, сдернула машину с места. Пять миль и она от него избавится. И если она будет молчать, возможно, и он тарахтеть не станет.
Через несколько секунд водсель хрипло произнес:
— Сказать вам не могу, как для меня это важно.
— Все в порядке, — отозвалась, не отрывая взгляд от дороги, Иссерли. — Вы только не мешайте мне машину вести.
— Я ее так люблю, — сказал он.
— И хорошо, — согласилась Иссерли.
— Она позвонила мне нынче ночью, когда я уже спать завалился, на моей буровой, сечете? «Джимми, — говорит, — у меня схватки начались. На неделю раньше. Я понимаю, до дома добраться ты не успеешь. Ну, хоть знать будешь.» Я из моей буровой вылетел, как ракета!
— Правильно, — сказала Иссерли.
Пауза. Машина тащилась по дороге на обычной ее скорости в сорок пять миль. Иссерли, правда, казалось, будто деревья пролетают по обе стороны от нее, сливаясь одно с другим, — впрочем, и она не могла не признать, что пустая дорога впереди выглядит почти неподвижной.
— А вы не можете ехать малость пошибче? — спросил, наконец, водсель.
— Еду, как умею, — огрызнулась Иссерли. И тем не менее, надавила ногой на педаль акселератора. А затем, чтобы отвлечь его от мыслей о скорости, спросила: — Это ваш первый ребенок?
— Ага! Ага! — восторженно подтвердил он. И, глубоко вздохнув: — Бессмертие.
— Прошу прощения?
— Бессмертие. Вот что это такое, сечете? Бесконечная цепь младенцев, сквозь всю историю, сечете? Всякий там треп насчет загробной жизни это, по-моему, чушь собачья. Вот вы в нее верите?
Выговор у него был такой, что Иссерли удавалось расшифровывать лишь отдельные ключевые слова, а последний вопрос и вовсе остался для нее непонятным.
— Не знаю, — ответила она.
Но его было уже не остановить. Судя по всему, водселя этот вопрос волновал — даром, что сам же он его и задал.