— Ну да, но только потом я поняла: нельзя ничего планировать на будущее. Жизнь все равно повернет все по своему.
— Однако лучше планировать и пытаться действовать, чем просто дрейфовать по течению, — возразил Гай.
А я и плыву по течению, подумала Беренис. Я одна в море, оно разыгралось не на шутку, а компас я утопила. И она повернулась к нему спиной:
— Спокойной ночи, Гай.
Однако сон все не шел, несмотря на усталость. Мысли беспокойно скакали, сменяя одна другую, и то и дело мелькали в сознании обрывки сегодняшних разговоров. И вдруг она вспомнила тот момент в гараже, когда осознала, как недооценивала чувства Гая. Беренис снова осудила себя за свою жестокость.
— Гай, ты спишь?
— Нет.
— А я тут подумала…
— Это всегда опасно.
— Нет, Гай, я серьезно. — Она села на кровати.
— Что такое? — Он повернулся на бок, чтобы видеть ее.
— Я все думала и думала о том, что сказала тебе сегодня в гараже.
Он молча ждал продолжения.
— Помнишь, когда я сказала, что смерть Летти позволила тебе продолжить свою карьеру. Я не хотела это сказать.
— Я знаю. — Его голос был очень нежным.
— О Боже, Гай, не будь таким добрым ко мне. — Она выпрямилась. — Я этого не заслужила. Я сказала ужасную вещь.
Он встал с дивана и сел к ней на кровать.
— Ты была очень расстроена, Берни.
— Этого нельзя извинить. — Ее голос предательски задрожал. — Теперь, когда я вспоминаю о… о малышке, которую мы потеряли, я вижу, как была несправедлива к тебе. Я просто не понимала, что ты на самом деле чувствовал тогда.
— Беренис, Бога ради… — Он нащупал рукой выключатель ночника, но она поймала его за руку.
— Нет, не включай, дай мне договорить. Я должна тебе еще кое-что рассказать.
Он опустил руку обратно на постель, но не стал ее высвобождать из руки Беренис.
— Я никогда не винила тебя за то, что тебя не было рядом, когда случилось несчастье. Я винила саму себя.
Она была рада, что сейчас темно и он не видит ее лица, так ей было легче.
— Почему? — Она услышала недоумение в его голосе.
— Но ведь это я была виновата. — Ее голос молил о понимании. — Пойми, я не сделала всего. В тот день я плохо себя чувствовала, но соврала, что со мной все в порядке. Если бы не мое легкомыслие… Тогда… Тогда все могло быть совсем не так. — Глазам стало горячо от слез, и они хлынули на щеки. — Видишь, это я была виновата, не ты. — Ее голос оборвался.
— Господи, милая, не вини себя. Происходит только то, что должно произойти. — Он потянулся к ней и крепко обнял. А его голос, хриплый и нежный одновременно, зазвучал у нее прямо в ухе. — В этом не было ничьей вины, запомни.
— Была. Если бы я поехала в больницу раньше…
— Не надо так думать. Не терзай себя, ты ничего не знала.
— Но иначе думать нельзя, — сказала она потерянно. — Это я! Я сделала это с тобой и с Летти, а потом завернулась в свою скорбь, как в кокон. Я была такой эгоисткой. И до сегодняшнего дня не понимала, как этим тебя ранила, а теперь хочу сказать: прости меня.
— Эй! — Гай вдруг резко оборвал ее и чуть-чуть отстранился. — Беренис, полегче. Знаешь, я очень люблю женщину, которую ты так ругаешь, и должен тебе сказать, что она этого не заслуживает. — Он нежно утер ее слезы с лица. — У той Беренис, которую я знаю, нет ни одной косточки-эгоистки во всем теле, — продолжал он. — И ей не за что себя винить.
— Но почему я тогда чувствую себя так скверно?
— Потому что ты перегибаешь палку, и делаешь это очень давно.
Он откинул ей волосы с лица нежным движением руки.
— А твой глупый муж не знал, чем помочь тебе.
На это Беренис неуверенно улыбнулась.
— Из всех слов, определяющих тебя, слово «глупый» — самое неподходящее.
— Ну, не перехваливай меня, — предостерег Гай, немного поддразнивая ее. — Я ведь могу не удержаться и воспользуюсь ситуацией.
Беренис только сильнее прижалась к его груди. Его халат был уже мокрым от ее слез, и она старалась повернуться так, чтобы вместо ткани прижаться к его коже. Его тело было теплым и бесконечно уютным. Беренис глубоко вздохнула, наслаждаясь запахом его кожи.
Как же прекрасно было сидеть просто так! И как часто за два последних года она мечтала об этом!
Она проскользнула рукой под его халат и погладила его грудь, потом поднялась выше, к плечам, ощущая, как все его мышцы чуть напрягаются от ее прикосновений.
— Беренис… — Она услышала предупреждение в его голосе, но ей было не до того.
— Беренис!
— А может быть, я не против, если ты воспользуешься ситуацией, — пролепетала она. — Ради добрых старых времен. Ради сегодня…
Она не договорила, подняла голову и коснулась губами его рта. И ощутила, как мягки его губы. Он не сразу ответил на ее поцелуй, и она застонала, с трудом сдерживая давно рвущееся из самой глубины ее существа вожделение, а затем прижалась к нему еще ближе.
— Люби меня, Гай… — Ее шепот был прерывистым. — Мне так нужно твое тепло… так нужен ты…
Она поцеловала его снова, и на этот раз он страстно ответил ей. От этого она полетела в черный провал, а ниже живота образовалась раскаленная бездна, тут же наполнившаяся тяжестью неутоленного желания. Постепенно жар захватил все ее тело. Беренис едва не закричала.
Она откинулась на подушки и почувствовала, как его руки нетерпеливо развязывают пояс ее халата и резко распахивают его полы с такой яростной страстью, что внутри нее все задрожало от предвкушения.
Она больше не думала связно, она просто растворилась, позволив себе забыть обо всем. Только его прикосновения, его вкус и запах. Так давно она не чувствовала ничего подобного! Она так долго хоронила внутри себя жажду жизни, что иногда даже начинала думать, что ей уже ничего и не нужно. Но теперь она поняла, что снова ожила. И острое чувство пронзило ее, как будто в нее вошло животворное щедрое солнце после холодной, суровой зимы.
Его руки ласкали ее груди до тех пор, пока они не отвердели.
Беренис застонала и притянула к ним его голову. Стрела сладкого опаляющего огня прошла сквозь нее, когда его губы захватили сосок, а его язык коснулся нежной кожи. По ее телу будто прошла агония.
Халат был откинут прочь, освободив тело. Теперь Беренис каждой своей клеточкой ощутила Гая. Она стремилась слиться с ним, раствориться в нем, стать его частью. Извиваясь в его объятиях, она вжимала его в себя, вдавливала свои руки в его спину, тая от прикосновения к нему, от восторга, которое в ней вызывало его совершенное тело.
Когда он вошел в нее, она вздрогнула, закрыла глаза и отдалась волне чувства, которое грозило ее потопить.