М. Мьюнигант продолжал. Желает ли мистер Харрис лечить свои кости?
— Надо подумать, — ответил Харрис.
М. Мьюнигант ничем не мог помочь мистеру Харрису, пока тот не будет в подходящем настроении. Нужна психологическая потребность в помощи, иначе доктор бессилен. Однако, пожав плечами, М. Мьюнигант согласился «попытаться».
Харрис с открытым ртом лежал на столе. Свет был выключен, шторы задернуты. М. Мьюнигант подошел к пациенту.
К языку Харриса прикоснулся какой-то предмет.
Челюстные кости стало распирать. Они защелкали и затрещали. Одна из картинок на затененной стене как будто подпрыгнула. Харриса тряхнуло, и он невольно захлопнул рот.
М. Мьюнигант вскрикнул. Харрис чуть не откусил ему нос! От лечения не будет проку. Время не пришло. М. Мьюнигант поднял шторы. Вид у него был ужасно разочарованный. Когда Харрис почувствует, что готов к психологическому сотрудничеству, когда действительно будет нуждаться в помощи и доверит себя М. Мьюниганту, тогда, быть может, что-нибудь и получится. М. Мьюнигант протянул свою миниатюрную ладонь. Плата составила между тем всего два доллара. Пусть мистер Харрис подумает. Вот рисуночек — пусть возьмет домой и изучит. Себя нужно знать. Относиться внимательно. Ох уж эти скелеты, неприятностей с ними не оберешься. Глазки М. Мьюниганта засверкали. Всего хорошего, мистер Харрис. О, а как насчет хлебной палочки? Мистер Мьюнигант предложил Харрису коробку с длинными и твердыми хлебными палочками с солью, сам тоже взял одну и начал жевать. Жуя палочки, он чувствует себя… при деле, пояснил он. До скорой встречи, мистер Харрис. И мистер Харрис отправился домой.
На следующий день было воскресенье. Утро у мистера Харриса началось с новой боли и ломоты во всем теле. Он немного посмотрел комиксы, а потом с возобновившимся интересом принялся изучать миниатюрный, но анатомически верный рисунок скелета, данный М. Мьюнигантом.
За обедом его напугала супруга, Кларисс, принявшись хрустеть, один за другим, суставами своих изысканно тонких пальцев.
— Прекрати! — выкрикнул он в конце концов и зажал уши ладонями.
На весь остаток дня Харрис подверг себя карантину в своей комнате. Кларисс, с еще тремя дамами, сидела в гостиной — играла в бридж, смеялась и болтала. Харрис между тем со все большим любопытством рассматривал и ощупывал себя всего. Прошел час, и он внезапно позвал:
— Кларисс!
Она имела обыкновение не входить, а как бы втанцовывать в комнату, проделывая всяческие изящные телодвижения, только бы не примять подошвой ни единой ворсинки ковра. Извинившись перед подругами, она с радостным видом предстала перед супругом. Он сидел в дальнем углу и, как заметила Кларисс, разглядывал тот самый анатомический рисунок.
— Как раньше, весь в раздумьях, дорогой? Брось, пожалуйста. — Она уселась мужу на колени.
Но мужа занимала не красота Кларисс. Легко удерживая ее легкое как пушинка тело, он недоверчиво притронулся к коленной чашечке жены. Под нежной, сияющей кожей коленка словно бы ходила из стороны в сторону.
— Так и должно быть? — спросил он, шумно втягивая в себя воздух.
— Что должно быть? И как? — рассмеялась она. — Ты о коленной чашечке?
— Вот так она должна перемещаться, вкруговую?
Кларисс попробовала.
— В самом деле, — удивилась она. — Так и есть. Тьфу ты. — Она задумалась. — Нет, с другой стороны, не так. Это всего лишь зрительная иллюзия. Мне кажется. Это не кость движется, а кожа. — Она продемонстрировала.
— Я рад, что у тебя она тоже скользит. А то уже начинал беспокоиться.
— Из-за чего?
Харрис похлопал себя по ребрам.
— Ниже ребер уже нет, они оканчиваются здесь. Но вот еще какие-то — держатся неизвестно на чем!
Кларисс сцепила руки под легкими округлостями своей груди.
— Конечно, дурачок, ребра у всех кончаются в определенном месте. А те короткие чудные — это колеблющиеся ребра.
— Просто хотелось бы надеяться, что размах колебаний у них не слишком уж большой, — неловко пошутил Харрис.
Теперь ему захотелось, чтобы жена ушла: предстояло сделать важное открытие, касающееся собственного тела, а она еще станет насмешничать.
— Жить буду, — сказал он. — Спасибо, дорогая, что зашла.
— Что понадобится — зови.
Поцеловав мужа, Кларисс потерлась о его нос своим теплым розовым носиком.
— Черт возьми! — Он ощупал свой нос, потом ее. — Ты когда-нибудь обращала внимание на то, что носовая кость доходит только досюда, а дальше начинается отросток хряща?
Жена сморщила нос, бросила: «Ну и что?» — и танцующим шагом удалилась.
На лице Харриса, во всех его ямках и впадинках, выступил пот и заструился по щекам соленым потоком. Следующим по программе был позвоночник и спинной мозг. Харрис обследовал их тычками, как тыкал в кнопки в конторе, когда нужно было вызвать посыльного. Но на эти тычки отозвались страхи, через множество дверей они ринулись в голову Харриса, чтобы атаковать его разум. Позвоночник оказался на ощупь ужасно… костлявым. Как объеденная до скелета рыба на фарфоровом блюде. Харрис ощупал шишечку за шишечкой. «Боже».
Его зубы начали выбивать дробь. «Боже всемогущий, — думал Харрис, — почему мне раньше не приходило в голову? Ведь все эти годы внутри у меня помещался… СКЕЛЕТ! — Собственные пальцы расплылись у него перед глазами, как прыгающее изображение на пленке, снятой рапидом. — Как так получается, что нам нет дела до самих себя? Что мы никогда не задумываемся о своем теле, о своем существе?»
Скелет. Одна из тех твердых составных штуковин, белых, гнилых, сухих, хрупких, — черепа, пустые глазницы, разболтанные пальцы, перестук костей; из тех штуковин, что висят на цепях в чуланах среди паутины, что валяются там и сям в пустыне, разбросанные, как игральные кубики!
Харрис встал — он не мог больше сидеть. Внутри меня, простонал он… его живот, голова… внутри моей головы — череп. Эдакий выгнутый панцирь, а в нем мозг — желе, где бродят электрические токи; треснутая раковина, с передней стороны две дырки, словно из двустволки прострелили! Костные гроты и пещеры, одетые плотью, что хранят в себе обоняние, зрение, слух, мысли! Мой мозг сидит внутри черепа и видит внешний мир не иначе как сквозь его ломкие оконца!
Ему хотелось вторгнуться на вечеринку с бриджем, все перевернуть, как лиса на птичьем дворе, чтобы вместо перьев в воздух взметнулось облако карт! Остановить себя удалось лишь отчаянным до дрожи усилием. Ну-ну, старина, держи себя под контролем. Ты сделал открытие, теперь оценивай его, обсасывай. НО СКЕЛЕТ! — крикнуло его подсознание. Этого мне не перенести. Это вульгарно, страшно, это пугает. Скелеты — это жуткая вещь; они гремят и звякают костями в древних замках, свисают с дубовых балок, ленивым маятником раскачиваются на ветру…
— Дорогой, не выйдешь ли познакомиться с дамами? — позвал нежный, чистый голосок жены.