Теперь еще ближе. Совсем близко. Лай — прямо с улицы. Торри!
Мартин затаил дыхание. Собачьи лапы шуршат по ворохам сухих листьев, по тропинке. И вот — уже у самого дома: гав-гав-гав! Торри!
Лай за дверью.
Мартина била лихорадка. Не спуститься ли ему вниз и впустить собаку — или дождаться, пока вернутся мама с папой? Ждать. Да, нужно ждать. Но что, если, пока он ждет, Торри убежит снова — этого не вынести! Нет, он спустится вниз, отопрет замок — и его необыкновенный пес снова прыгнет к нему на руки. Славный Торри!
Мартин уже начал спускать ноги с постели, но тут снизу послышался стук. Дверь отворилась. Кто-то сжалился и впустил Торри в дом.
Конечно же, Торри привел с собой гостя. Мистера Бьюкенена или мистера Джейкобса — а может, и мисс Таркинс.
Дверь отворилась и захлопнулась, Торри ринулся вверх по лестнице и с визгом запрыгнул на постель.
— Торри, где ты пропадал, что ты делал всю эту неделю?
Мартин и смеялся, и плакал одновременно. Он схватил пса в охапку и прижал к себе. Потом вдруг умолк. Широко раскрытыми, удивленными глазами всмотрелся в Торри.
Запах, исходивший от Торри, был — другим.
Пахло от него землей. Мертвой землей. Землей, пролежавшей бок о бок с разлагающейся гнилью на глубине в шесть футов. Зловонной, тошнотворной землей. С лап Торри падали комки слипшейся почвы. И — что еще? — ссохшийся клочок чего — кожи?
Кожи? Да! КОЖИ!
Что за вести принес Торри на этот раз? Что они означают? Зловоние сочной и жуткой кладбищенской земли.
Торри, негодник. Вечно рылся там, где нельзя. Торри, молодчина. Всегда легко заводил друзей. Всяк был ему по нраву. Вот он и приводил друзей с собой.
И сейчас этот самый последний по счету гость поднимался по ступеням. Медленно. Волоча ноги одну за другой — с трудом, кое-как, не спеша, еле-еле.
— Торри, Торри — где же ты пропадал! — громко выкрикнул Мартин.
С собачьей груди осыпался зловонный пласт тлена.
Дверь спальни приотворилась.
К Мартину пришли.
Чаще всего я начинаю рассказ просто для того, чтобы увидеть, как он будет разворачиваться дальше. Что произойдет, если героиня встретит такого-то? А что произойдет, если героиня встретит совсем другого? Помню точно: с самого начала Сеси лежала в постели перед приходом… рехнувшегося дядюшки, так? И я подумал: ладно, посмотрим, что случится дальше. Да, многие из упомянутых вами рассказов написаны именно таким образом.
Отец заглянул в комнату Сеси, когда начинало светать. Она лежала на кровати. Отец с непонимающим видом помотал головой и вытянул руку:
— Так-так, если кто мне втолкует, чего ради она тут валяется, я сжую креп с моего ящика из красного дерева. Проспит ночь, отзавтракает — и целый день проводит на застеленной постели.
— О, но она такая помощница, — вставила мать, увлекая отца в коридор от двери, за которой маячила сонная неясная фигура Сеси. — У нас в семье только она мастерица на все руки. Что толку от твоих братьев? Почти все знай себе спят с утра до вечера, и хоть бы кто пальцем о палец ударил. Сеси, по крайней мере, не остается без дела.
Перешептываясь на ходу, они спустились вниз, где пахло нагаром от черных свечей, по лестнице с перилами, обитыми черным крепом, который не снимали с того дня, когда праздновалось всеобщее Возвращение. Отец обессиленно распустил галстук.
— Зато мы ночами работаем, — сказал он. — Ничего не попишешь, раз уж мы — по твоему выражению — старомодны.
— Конечно, никуда не денешься. Не могут же все члены Семейства быть современными.
Мать распахнула дверь подвала, и оба рука об руку двинулись в темноту. Мать с улыбкой оглядела круглое бледное лицо отца:
— Огромная удача, что мне совсем не нужно спать. Если бы ты женился на ночной сплюшке — вообрази, какой бы это был брачный союз! Каждый из нас сам по себе. Все разные. Кто во что горазд. Уж такое у нас Семейство. Иногда появится кто-то вроде Сеси — головастый, а потом кто-то наподобие дядюшки Эйнара — крылатый, а там, глядишь, снова копия Тимоти — ровный, спокойный, обыкновенный. Или вот ты — спишь днем. А я зато глаз за всю жизнь не сомкнула. Понять Сеси — не такая уж сложная для тебя задача. Она, что ни день, помогает мне миллионом разных способов. Мыслями уносится к зеленщику — разузнать, что у него на прилавке. Влезет в мясника — и мне незачем тащиться к черту на рога, если он пока еще не нарубил хороших кусочков. Предупреждает, когда ко мне собираются нагрянуть сплетницы — полдня чесать языками. Да масса всякого другого прочего!..
В подвале они задержались у просторного пустого ящика из красного дерева. Отец поместился в нем, все еще борясь с сомнениями.
— Хорошо, если бы она вносила вклад посущественней, — заметил он. — Боюсь, придется попросить ее подыскать себе какую-нибудь работенку.
— Вечер утра мудренее, — проговорила мать, опуская над ним крышку. — Обмозгуй как следует. Может, к закату у тебя появятся другие мысли.
— Ладно, — задумчиво отозвался отец.
Крышка захлопнулась.
— Спокойного утра, дорогой.
— Спокойного утра, — донесся из ящика приглушенный голос.
Солнце поднялось над горизонтом. Мать поспешила наверх готовить завтрак.
Сеси Элиот была из числа тех, кто странствует. Выглядела она обыкновенной восемнадцатилетней девушкой. Но ведь ни у кого из Семейства внешний вид не совпадал с внутренней сутью. С клыкастыми, ползучими тварями или с ведьмами на помеле они не имели ничего общего. Жили по маленьким городкам и фермам, разбросанным по всему свету, просто и незатейливо выстраивая и приспосабливая свои таланты к требованиям и установкам переменчивого мира.
Сеси Элиот проснулась и плавно прошлась по дому, мурлыкая себе под нос песенку.
— Доброе утро, мама!
Она спустилась в подвал — проверить все просторные ящики из красного дерева, смахнуть с них пыль и убедиться, что каждый плотно закрыт.
— Отец, — проговорила она, полируя один ящик. — Кузина Эстер, — заметила она, осматривая другой, — приехала погостить. А это, — постучала она по третьему, — дедушка Элиот. — Внутри зашуршало, точно встряхнули папирусный свиток. — Странная у нас семейка, разношерстная, — размышляла она, поднимаясь по лестнице на обратном пути в кухню. — Кому ночь слаще конфетки, кому хуже горькой редьки; одни бодрствуют, как мама, по двадцать пять часов в сутки, другие, вроде меня, дрыхнут пятьдесят девять минут из шестидесяти. Сони разного сорта.
Сеси приступила к завтраку. Взявшись за абрикосовый компот, она заметила пристальный взгляд матери. Отложила ложку.
— Отец передумает, — сказала она. — Я покажу ему, как хорошо, когда я под рукой. Я ведь семейная страховка, должен же он это понимать. Погоди только немного.