Винсент запер за ними дверь. Кристиан затараторил по-итальянски, но под конец добавил по-английски:
— Пока я не проснусь, за все отвечает Винсент.
Брови Винсента высоко взлетели, так его впечатлило это заявление, но Кристиан с Маркусом уже поднимались вверх по лестнице, а две громадины, именующие себя Данте и Томазо, выжидательно смотрели на Винсента. Он понятия не имел, что им сказать или что поручить.
— Это Тайни, — после недолгого молчания произнес Винсент и спросил: — Вы едите человеческую пищу?
Эти двое казались ему совсем юнцами. Винсент не смог бы объяснить, почему они выглядят настолько юными — что-то такое было в их глазах. Он давно научился определять возраст бессмертных, все-таки прожил на свете много столетий, и эти двое показались ему достаточно молодыми, чтобы все еще питаться человеческой едой. Кроме того, они, конечно, очень крупные, как Люцерн, а чтобы поддерживать мышечную массу, обычно требуется не только кровь, но и пища.
— Мы едим, да, — серьезно ответил Данте.
Винсент кивнул:
— Пицца на кухне.
Эти двое молча уставились на него. Ну конечно, они же не знают, где кухня! Нетерпеливо повернувшись, Винсент направился в нужную сторону, бросив через плечо:
— Тайни, если хочешь, сходи наверх и проведай Джеки. Сейчас у нее сидит Маргарет.
Он еще не договорил, а Тайни уже взлетел вверх по лестнице. Винсент отвел близнецов на кухню и с некоторым сомнением посмотрел на них. Он не знал, что у них со здоровьем. Скорее всего они питаются фасованной кровью, как и большинство бессмертных, но на всякий случай Винсент все-таки предостерег их:
— Тайни — смертный, но кусать его нельзя.
Данте и Томазо обменялись взглядами, скорчив такие физиономии, что сразу стало ясно — они оскорблены его предположением. Однако парни просто кивнули и сели за стол. Данте подтащил к себе коробку с пиццей, открыл ее и начал изучать содержимое. Пиццу еще никто не трогал.
— Без анчоусов? — спросил он.
— Извини, — сказал Винсент, глядя на Томазо.
Тот оторвал крышку от коробки, вытащил сразу половину пиццы и положил ее на крышку как на импровизированную тарелку. Данте тут же подтянул к себе нижнюю часть коробки со второй половиной пиццы.
— Наверное, нужно заказать еще, — пробормотал Винсент, поворачиваясь и выходя из кухни.
— Две с анчоусами! — крикнул вслед Данте.
Винсент зашел к себе в кабинет и заказал еще четыре пиццы, две из которых — с анчоусами. Потом вернулся в холл и просунул голову в кухню.
— Позовите меня, когда доставят пиццу, я спущусь и сам расплачусь, — пояснил он и подумал, что заодно сумеет еще раз подкрепиться. Нужно пользоваться случаем. — Я буду наверху, если что.
Данте и Томазо что-то пробурчали в ответ — рты у них были набиты пиццей.
Покачивая головой, Винсент пошел на второй этаж. После нападения он еще не ложился и очень устал, но не собирался засыпать, пока не убедится, что Джеки пришла в себя. Маргарет вроде бы считает, что уже все в порядке, но он должен дождаться того момента, когда Джеки откроет свои прекрасные глаза и заговорит.
Джеки чувствовала себя как в аду. Это была ее первая осознанная мысль, когда она пошевелилась в кровати и застонала. Тело страшно болело и совсем не слушалось. То ли ее избили до полусмерти, то ли она поправляется после тяжелого гриппа.
Стоило ей подумать об этом, как к ней стала возвращаться память и события предыдущего вечера замелькали в мозгу со всей своей жестокостью. Со свистом втянув в себя воздух, она пощупала горло, уверенная, что там открытая рваная рана, покрытая засохшей кровью, но ничего не нащупала. Да, кожа чуть-чуть припухла, но ни крови, ни (что особенно удивительно) повязок, ни боли.
Джеки скосила глаза и всмотрелась в мужчину, спавшего в кресле у ее кровати. Винсент. При тусклом свете видны только контуры его фигуры. Нет никакого сомнения, что сейчас ночь, и в комнате было бы совсем темно, если бы не приоткрытая дверь в ванную и полоска света, проникающая оттуда. При этом слабом свете Джеки с трудом разглядела, что глаза у Винсента закрыты, а голова наклонена вперед, так что подбородок упирается в грудь.
Она смотрела, как он спит, и вспоминала, что он примчался ей на выручку там, на пляже. Бесстрашно кинулся вперед, рискуя собственной жизнью. Джеки мягко улыбнулась и снова пощупала горло. Но где же рана? Отсутствие раны ее беспокоило. Джеки откинула одеяло и села, потрясенная тем, насколько это оказалось трудно. Она была слабой, как младенец.
Опустив ноги на пол, Джеки все же сумела встать. Ноги дрожали, она покачнулась. Держась за стену, она добралась до ванной комнаты, на всякий случай дважды оглянувшись, — Винсент по-прежнему спал, не замечая ее отсутствия.
Проскользнув в приоткрытую дверь, Джеки плотно закрыла ее за собой, доковыляла до зеркала и уставилась на свое отражение, напрочь забыв про рану. Она чувствовала себя не только плохо, но выглядела ужасно: бледная, волосы всклокочены, вспотевшее лицо, кажущееся сальным.
Она негромко застонала. Неужели Винсент смотрел на нее в таком виде? Потом Джеки вздохнула и взглянула наконец на свою шею. Рана исцелилась. Не полностью, конечно, — на горле остался уродливый шрам, но выглядел он так, словно ему уже несколько месяцев, а Джеки не сомневалась, что нападение произошло недавно. Не могла же она пролежать без чувств несколько месяцев, правда? Так что же случилось?
«Ты превратилась в вампира», — шепнул внутренний голос, но Джеки замотала головой. Нет. Невозможно.
«Нет», — более решительно подумала она. Если бы она стала вампиром, то была бы стройной и красивой, как Маргарет, а она все та же, и у нее по-прежнему есть пятнадцать, а то и двадцать лишних фунтов веса. Лишних по стандартам Голливуда.
При мысли о весе Джеки поняла, что хочет есть. И не просто хочет есть, а умирает от голода и жажды. Открыв кран, она склонилась над раковиной, набрала полные ладошки холодной воды и торопливо выпила. И еще раз, и еще, но никак не могла утолить мучительную жажду. Отказавшись от попытки напиться из-под крана, Джеки ополоснула водой лицо, затем пригладила влажными руками волосы и закрыла кран. Выпрямившись, она побрела обратно.
«Винсент все еще спит в кресле», — с облегчением отметила она. Как-то не хочется, чтобы он видел ее такую… неприбранную. Пить хотелось все сильнее, поэтому Джеки решила не тратить времени на одевание. Большая широкая футболка вполне сойдет, для того чтобы спуститься вниз и раздобыть стакан воды… или десять стаканов. Во рту совсем пересохло, губы казались распухшими и покрытыми пушком.
На дрожащих ногах она пересекла комнату и открыла дверь. К ее огромному облегчению, в коридоре было пусто. Джеки медленно добрела до лестницы и решительно начала спускаться вниз. Впрочем, на полпути силы ее оставили, и Джеки, цепляясь слабыми пальцами за перила, пожалела о том, что не разбудила Винсента.