Стукнув пальцами по клавишам, Торбранд вернул машину к жизни — засвистели, разгоняясь, жесткие диски, мигнули лампы, пробудились мониторы, набирая яркость. Через полминуты Ивальд уже разглядывал таблицы и схемы, которыми в изобилии были покрыты экраны.
— Человечество уже не первое столетие балансирует на грани, разрываясь между желанием верить, что все хорошее еще придет, и упадническими заключениями о близком Конце Света. Как ни странно, но в конце двадцать первого века в Европе даже сложилось довольно распространенное религиозное течение, утверждающее, что Конец Света уже наступил, что Антихрист не первую зиму среди людей, а мы все существуем лишь в новом, им самим измененном мире, тогда как все достойнейшие давно на небесах… Люди гадают, люди верят. Нить, удерживающая мир на краю, все тоньше и тоньше, и ты не найдешь ни одной основной религии, в которой не говорилось бы о Конце. Люди ждут. Что интересно, Третья мировая, основой которой являлось противостояние мира арабского миру европейскому с его филиалами за океаном, паники и особых волнений, как этого можно было ожидать, так и не вызвала. Возможно, это было связано с минимальным применением ядерного оружия и не вызвало резонанса, потому что оружие, как и вся война, было направлено на благое, святое, можно сказать, дело.
Без битвы было не обойтись, и на это прикрыли глаза, перестав вопить о ядерной угрозе. Люди довольно оперативно сориентировались, что, уронив полдюжины боеголовок, можно все так же растить детей, гулять с собаками, зарабатывать деньги и только не выходить из дома, когда дует юго-восточный ветер… В наступившем безразличии ожидание Апокалипсиса трансформировалось в учение об Апокалипсисе произошедшем. Бояться, мол, не нужно, мир уже мертв…
Перед глазами Ивальда на одном из мониторов замелькали фотографии, вырезки из газет, кадры хроники и старинных телевизионных новостей. Управляя мышью, Торбранд одним движением руки прокручивал перед подземником последние двести лет человеческой истории.
— В самом начале двадцать второго века, более восьмидесяти зим назад, началась Четвертая, самая непредсказуемая и неожиданная, мировая война, доказавшая всем неверующим, что мир еще жив и способен вонзить кинжал в собственное сердце. Продолжавшаяся почти три зимы, затянувшая в водоворот все цивилизованные страны, но развязанная, как ни странно, не политиками, а бизнесменами, эта война была наиболее страшной. Вот таблицы общемировых потерь, а эти цифры — это раненые, лишившиеся крова или отброшенные в Черные Земли, как их стали называть после арабских бомбежек. Человечество сильно поредело, сдвинулось с привычного пути развития и на протяжении этого столетия неожиданно породило просто невероятное количество не просто уродов, но уродов, возведенных в степень рас. Государства пали, границы размылись и потерялись под радиоактивным снегом. Те, кто ушел от мира, как, например, часть наиболее старинных Убежищ еще в середине двадцать первого, лишь сильнее замкнулись в себе и окончательно отвернулись от выжженной поверхности, что продолжала рожать страшных детей.
Торбранд вздохнул, отворачиваясь от компьютера, и мимо подземника бросил взгляд на капище.
— Так же как новая война доказала, что мир не умер, как многие предполагали, я могу сейчас, после Четвертой мировой, доказать, что и это еще был не конец. Существует Вселенский Ясень — Иггдрассиль, на стволе которого размещаются все Девять Миров, одним из которых является Мидгард — серединный мир, дом людей. Дверги, люди, альвы, йотуны, тролли и турсы, Ваны и Асы и многие другие населяют эти миры, скованные единой линией ствола. — Конунг заставил Ивальда перевести взгляд на другой монитор, на котором вращалась трехмерная цветная картинка, изображавшая нанизанные на могучее древо диски миров. — Они существуют раздельно, и лишь избранным, великим или очень умелым дозволено пересекать грани. Это мир, как мы его видим. И так же как и в любых других верованиях, основанных на могуществе бога или множества богов, этот мир обречен встретить конец. И так же как и все остальные люди, наши предки в какой-то момент тоже поверили, что конец этот уже наступил…
Северянин потер руками лицо и вздохнул, словно вспоминал то, чего видеть никогда не мог.
— Сказано было мертвой прорицательницей, вещей вёльвой, самому Одину, а после донесено и до всех людей, что рухнут однажды миры и сгниют корни Иггдрассиля. Наступят времена Волка, когда человек ослепнет от собственной ярости и начнет убивать своих братьев… Век мечей… После великих войн наступит большая зима — Фимбульветр, что продлится три раза подряд, унося с собой в Хель то, чего не смогли разрушить человеческая жестокость и безумие. Но и это не принесет мирам покоя. И когда треснет ствол ясеня, прогремит над девятью мирами Гьяллархорн — рог Хеймдалля, стража богов. Пирующие в Вальхалле со Всеотцом забудут о пирах, собираясь в последнюю битву, и он сам поведет в нее достойнейших из живших когда-то. Поведет, чтобы встретить армию йотунов и турсов в последней схватке, имя которой — Рагнарёк, Битва богов. Будет свободен коварный Ас Локи, вырвутся на волю и его дети — Фенрир и Йормунганд — Волк и Змей, первый пожрет Луну и Солнце, второй выпустит на волю Мировой океан, что слизнет в свое ненасытное чрево последних живых. С юга придут те, кто всегда был ненавистен роду людей и Асов, огненные великаны и чудовища, а вести их будет Сурт, вождь Детей Огня и убийца Фрейра. С севера надвинутся льды и вечный мрак. Боги сразятся с богами, герои — с жуткими тварями, а остальным будет предложено встать на любую из сторон в попытке склонить чашу судьбы. Звезды погаснут в зареве сгорающей земли, многие Асы и люди найдут в этой битве свой конец. Один, Тор, Хеймдалль, Тюр, Фрейр… А когда окончится Рагнарёк, все Девять Миров будут испепелены пожаром последней войны — таков будет Конец.
— А после? — неожиданно спросил Ивальд, облизнув пересохшие губы и не отрывая взгляда от картины Ясеня.
Торбранд грустно улыбнулся:
— А после миры возродятся и выжившие снова вернут в Мидгард человеческий род. Другие миры, другие боги, другая история… — Конунг замолчал, словно закончил или потерял нить разговора.
Ивальд беспокойно заерзал на стуле, разглядывая протекающие мимо образы.
— Я не понимаю… — наконец честно сознался подземник и заговорил, все же не решаясь в открытую взглянуть на выжидающего конунга: — Какая связь? Рагнарёк или Апокалипсис, большой разницы не вижу, особенно если учесть, что финалы верований во многом схожи. Зло людское и демоническое вместе против объединенного Добра, Конец Мира, гибель людей. Подчас я и сам думаю, что все это уже давно наступило: мертвый мир с крысами, жмущимися по норам, да отвернувшиеся звезды… Ты сказал, будет зима, что продлится три года, так после Четвертой войны снег лежал, говорят, и того дольше. Если все это так, то ваш Рагнарёк уже прошел. — Торбранд или не заметил, или простил кузнецу звучащую в его словах иронию. — Вера каждого — это его личное дело, я вмешиваться не хочу, но, по-моему, миру уже вообще ничего не светит, ни хорошего, ни плохого…
— Ну, во-первых, — северянин подался вперед, и кузнец вздрогнул, ожидая, что вот сейчас получит в лоб, — в нашей мифологии, если ее угодно так называть, понятия Зла и Добра как таковые отсутствуют, что дает право одинаково уважать ценностные мотивации всех враждующих сторон. Учитывая, что будущее предначертано, теоретически победить во имя Правды и Доброго дела все равно нельзя. Во-вторых, я не закончил…