Фуску как наяву увидел большой белый круг на черном борту — знак гражданского флота Пандеи. Этот круг даже ночью был очень хорошо различим в перекрестье перископа, но старший субмарин-мастер, не задумываясь, приказал: «Товсь!» Ах, какой столб воды взметнулся в мутно фосфоресцирующее ночное небо! Лоханка лопнула, как банка с протухшими консервами, и вывалила содержимое во взбаламученное море. Фуску немедленно отдал команду на всплытие. Нужно было хватать добычу, пока ее не растащили морские твари. Пассажирский теплоход-лайнер — дичь редкостная, а экипаж подлодки нуждался в эмоциональной разрядке после многодневного похода. Да и снять напряжение ночного боя не мешало. Хотя разве это бой? Это зачистка территориальных вод от посторонних плавсредств — как гласил приказ Адмиралтейства. И тем не менее парни заслужили небольшое развлечение, поэтому господин старший субмарин-мастер не препятствовал, когда матросики и офицеры добивали лезущих на палубу пандейцев.
Женщины, старики, дети — какая разница? Это граждане враждебного государства, пусть и не по своей воле, но проникшие в территориальные воды Империи! И к тому же нагло посягающие на неприкосновенность атомного подводного торпедоносца «Факел Победы»! Правда, выведенного из состава действующего флота и приданного Отдельной штрафной флотилии. Ну и что? Враг подлежит уничтожению любыми средствами, на то он и враг. Сам Фуску стрелять по мокрым, дрожащим от ужаса гражданским брезговал, тем более — убивать с одного удара ломиком на спор, как комендор Руху. Но когда на скользкую от крови палубу втащили молоденькую смазливую девчонку, господин старший субмарин-мастер великодушно приказали отвести ее вниз, в командирскую каюту. Воздержание не входит в число добродетелей офицера имперского флота. По крайней мере, в уставе на сей счет ничего не сказано.
Вспомнив о девчонке, Фуску ощутил острое желание поскорее подняться на борт. Но шлюпка с пойманным шпионом уже отвалила от берега. Придется подождать. Что этот толстяк — шпион, господин старший субмарин-мастер нисколько не сомневался. От места потопления лайнера до острова — три морские мили. Даже если этому трусу Капсуку удалось ухватиться за какой-нибудь плавучий обломок, то возможности достичь суши у него все равно не было. Слишком много голодных хищников слетелось на пиршество. Было и еще одно обстоятельство. Всего в сотне шагов от берега красно-белесо-желтой стеной стояли джунгли. А в джунглях — дикари с отравленными метательными дисками и первобытной кровожадностью. Самые цивилизованные из них приторговывают рабами, но здешние не разводят церемоний. Дубинкой по черепу — и на разделочный камень.
Они и сейчас здесь. Невидимые в вонючем мареве, поднимающимся над гнилым морем. Неслышимые в немолчном гвалте джунглей. Но они здесь. Напряженно наблюдают за прогуливающимся офицером. И не делают ни шага за пределы своего укрытия. Почему не делают — понятно. Фуску специально надел волглый, пропахший плесенью парадный мундир. Велел каптенармусу начистить до блеска пуговицы, наконечники аксельбантов и кокарду — золотой Незримый Зрак — на колпаке. Прицепил к поясу кортик, расчесал редеющие из-за треклятой радиации бакенбарды, чтобы они свободно развевались по ветру. И в таком виде сошел на берег, словно был он не командир штрафной «галеры», а легендарный первооткрыватель Большого архипелага Кулуран. Собственной персоной.
Имперский морской офицер при полном параде не мог не подействовать на младенческое воображение дикарей, но еще больше на них подействовал вид отверстых торпедных люков. Об «Испепеляющем Огне» слышали даже аборигены приграничных островов. Они также знали, что огонь этот вылетал как раз вот из таких «белых ныряющих пирог». К тому же для острастки Фуску приказал пройтись по верхушкам деревьев из носового зенитного пулемета. Все эти меры теперь служили залогом безопасности господину старшему субмарин-мастеру. А вот какой дьявол-хранитель целых семь дней берег от людоедов этого Капсука? Если допустить, что он не шпион. Но допускать этого не нужно! Шпион с материка — прекрасный повод вернуться на базу.
«А может, срок скостят?» — подумал Фуску с надеждой. Ведь три года «галер» за одну разбитую рожу — это слишком. Правда, рожа принадлежала контр-адмиралу Борохулу, который вздумал мухлевать в «трех повешенных». И пусть скажет спасибо, что он контр-адмирал, иначе кормить бы ему своей дряблой тушей спрутов-сосунков в Отходной лагуне. За мухлеж наказание — смерть. Этому учат еще в корпусе на нулевом цикле. Старший субмарин-мастер вспомнил, как этому учили в корпусе, и улыбнулся. Эх, юность…
Серые облупленные стены на заднем дворе. Серая стая кадетов, полукругом оцепивших проштрафившегося — бледного, дрожащего. Дежурный третьециклик стоит поодаль и ухмыляется. Это формальное нарушение распорядка его не касается. Мальки учат хорошим манерам своего же. И правильно. Вырастут, станут настоящими морскими хищниками. Безжалостными к врагам Империи. Несколько быстрых, хотя и не очень ловких ударов. По одному от каждого участника экзекуции. Проштрафившийся, вздумавший на пятой раздаче объявить «повешенного за правую ногу» «повешенным за левую», сползает по серой стене, оставляя на ней багровую полосу. Ничего, оклемается. На нулевом цикле не убивают. Только учат…
— Господин старший субмарин-мастер!
Фуску оглянулся. Субалтерн Туурлан вылез из шлюпки и, разбрызгивая мелкие соленые лужи, оставленные вялым прибоем, спешил к начальству. Вид он при этом имел самый озабоченный.
— Что стряслось, Моор? — спросил Фуску. — У экипажа повальный понос?
— Шифровка штаба! — доложил Туурлан. — Под грифом.
Он протянул командиру, испещренную точками и загогулинами ленту. Старший субмарин-мастер пропустил ее через большой и указательный пальцы, закрыв глаза и шевеля губами. Субалтерн, разинув рот, наблюдал за ним. Он, конечно, знал, что господин старший субмарин-мастер — Посвященный Нижнего Круга, но никогда не видел, как тот общается с Подземными Духами.
— Возвращаемся, Моор, — сказал Фуску, выйдя из транса. — Курс семь градусов левее большой полуоси.
— Так это же… — пробормотал пораженный Туурлан.
— Да, — кивнул командир. — Нам велено прибыть на Дредноут. И хотел бы я знать, чем вызвана такая «милость».
Хелела маху тахт
На рассвете вышли на траверз острова. Словно ржавый дредноут, вторгался он скалистым, пронизанным рудными жилами мысом в бурое месиво водоросли-охрянки. Отдельные клочья плотного, многослойного ее ковра попадались даже в открытом море. Береговой ветер отрывал их от общей массы и гнал через пролив, на бесславную погибель в холодном течении, но возле острова охрянка чувствовала себя превосходно. Белесые пласты поднимавшихся над ней испарений мерно колыхались в такт мертвой зыби. Морская свежесть медленно, но верно вытеснялась гнилью Отходной лагуны.
— Редкостная дрянь, — пробормотал субалтерн, посылая дальнобойный плевок в забортную кашу. — Дай ей волю, весь архипелаг загадила бы…
Старший субмарин-мастер господин Фуску не отреагировал.
— Право руля! — рявкнул он.