— Попробую, — откликнулся Снарк. — Но с тебя причитается!
— За мной не заржавеет, — обрадовался Упырь. — Бутыль благородного пойдет?
Шифровальщик кивнул, приблизился к допрашиваемому, похожему больше на ободранную свиную тушу, и, заложив руки за спину, рявкнул по-хонтийски:
— Имя?! Звание?! Отвечай, свинья!
В кровавом месиве разверзлась черная беззубая щель и выдохнула:
— Куфт Лоффенфельт…
— Повтори! — потребовал Снарк, переходя на немецкий.
— Куфт… Лоффенфельт, — прошепелявил допрашиваемый.
— Что он говорит? — спросил Упырь, подходя поближе.
— Морской дьявол его разберет, — поморщился шифровальщик. — Какой-то диалект хонтийского… А ты ему еще все перла повышибал…
— Повыдергивал, — поправил его Упырь. — По одному… Хотя куда мне до нашего полкового цирюльника, вот кого надо бы в контрразведку, форменный палач… Ты спроси его еще, Снарк, спроси, пока он ласты не склеил. Потрудись, брат-боец, я в долгу не останусь!
— Слышал? — спросил Снарк у Лоффенфельда.
— Та…
— Где бот?
— У них…
— Я тебя вытащу.
— Нет смысла… Погифнем офа.
Пронзительно заверещал аппарат на столе Упыря. Тот схватил трубку.
— Да. Слушаю, господин полковник! Так точно, у меня! Есть — бегом! Вот же дьявол, Кровосос тут одно дело требует, — пояснил он, одновременно отпирая сейф. После чего принялся лихорадочно перебирать папки. — Да где же оно, как к Подземным провалилось! А! Нашел! Так что там эта тварь бормочет?
— Потерпи, Упырь, сейчас разберусь, — ответил шифровальщик. — А лучше дай мне карандаш и бумагу какую-нибудь. Эта материковая свинья, похоже, кое-что знает. Кстати, ты бы ему «антишок» вколол, как бы не загнулся прежде времени.
— Давай-давай, брат-боец! Вытряхнем из него, что успеем! — Младший дознаватель с радостью кинулся к своему столику. Загремел инструментами. — А, дьявол, Кровосос меня уроет. Я пулей, туда-назад. Ты сам вколи, ладно? За мной же не заржавеет! Поищи здесь стерилизатор, только шприц с красным, а не с зеленым. «Правдолом» — это совсем на крайняк, он его сейчас быстро ухлопает…
— Сделаю, — отозвался Снарк. — Давай, беги, начальство ждать не любит.
— Я — пулей.
Упырь убежал.
Шифровальщик подошел к столу, нашел металлическую коробку стерилизатора, вынул шприц.
— Пефетай Кафлу-Лютфику… — проговорил Лоффенфельд. — Тфи шестефки. Пофтофи!
— Передать Карлу-Людвигу три шестерки. На какой номер?
— Тфиста семьтесят — семьсот софок — тфи нуля — Уфал-Сефеф. Пофтофи!
Снарк повторил.
— Хофошо…
— Что это означает — три шестерки? — спросил Снарк.
Лоффенфельд покачал головой.
— Не скажешь?
Лоффенфельд снова покачал головой.
— Потерпи, сейчас полегчает, — произнес шифровальщик, делая ему укол в предплечье.
Он отступил назад и посмотрел на наручные часы…
— Ну как, раскололась эта свинья? — спросил вернувшийся Упырь.
— Да, записывай, — сказал Снарк. — Три, семь, ноль, ноль, семь…
— Что за дерьмо?
— Шифр, — ответил Снарк. — Записывай! Семь, ноль, ноль, ноль, четыре, ноль, ноль, ноль. Записал?
— Ну… А имя, звание?
— Сейчас спрошу.
Снарк взял Лоффенфельда за распухший подбородок.
— Можешь говорить? — спросил он, вновь переходя на немецкий.
— Та. Пефетай на Землю…
— Что означают эти три шестерки?
— Фынуштен снять нафлютение.
— Наблюдение за кем?
— За потнатзофным Абалкиным Льфом Фячеслафофичем… Кот ноль семь.
— Почему Абалкин поднадзорный?
— Не фнаю… Тфи шефтефки… повтофи… вафно…
— Чем Абалкин отличается от прочих людей?! — взревел шифровальщик. — Отвечай на вопрос!
Лоффенфельд глубоко вздохнул, черная щель изуродованного рта вытолкнула пять слов.
— Ему запфещено жить на Земле…
— Что ты сказал?!
Лоффенфельд не ответил. Он вдруг с невероятной силой напрягся, и провод, которым были скручены его руки, распался на куски. Изогнувшись в пояснице, Лоффенфельд потянулся распухшими пальцами с сорваными ногтями к цепи, что была захлестнута вокруг его щиколоток, но тут же бессильно обвис.
— Готов! — с досадой проговорил Упырь. — Ну, что он сказал?..
Через несколько мгновений прогрессор Лев Вячеславович Абалкин покинул камеру пыток с телом мертвого выездного врача базы Курта Лоффенфельда на плече. Младший дознаватель Управления контрразведки группы флотов «Ц» Сурлан остался на скользком от кровавой грязи полу.
4 сентября 78-го года
Завершение операции
В 13.17 Экселенц вызвал меня к себе. Глаз он на меня не поднял, так что я видел только его лысый череп, покрытый бледными старческими веснушками, — это означало высокую степень озабоченности и неудовольствия. И на этот раз — моими делами.
— Филькина грамота, а не отчет, — сказал, он постукивая пальцами по моему злосчастному опусу.
Я счел нужным пояснить:
— Мало достоверной информации, шеф.
— Сам знаю, — буркнул Экселенц и надолго уставился в окно.
За окном шел дождь. «И рота Гвардейцев» — вспомнилась вдруг дурацкая шутка. Мне почудилось, что сидим мы не в аскетически скромном комконовском кабинете, в умытом еще почти летним дождиком Свердловске, а — в деловито-помпезных апартаментах Странника в Столице, и где-то там за окном действительно шагает рота Боевой Гвардии. Грязный, отдающий кислотой дождь сыплется на железные шлемы, на суконные понурые плечи Гвардейцев, и тускло-красные городские огни мертво отблескивают на мокрых штыках. Саракш не отпускал меня.
— Впрочем, даже из этого школьного сочинения видно, что Гурон-Абалкин блестяще организовал и провел операцию «Тристан». Умолчал о смене кода. Получил от своего агента подтверждение, что Тристан найден и отправлен в контрразведку штаба группы флотов «Ц». Нейтрализовал штатного переводчика. Вколол Тристану «сыворотку правды» вместо обезболивающего. Выяснил все, что его интересовало. И избавился от свидетелей. Включая самого Тристана.
— Да, — проговорил я, — но прямых доказательств у нас нет. На видеозаписи, сделанной в камере для допросов, нельзя разобрать, какой именно шприц использовал шифровальщик Снарк. Да и о смене кода он мог не знать. Или узнать слишком поздно.
— Я и говорю, операция проведена блестяще, — вздохнул Экселенц. — Гурон обеспечил себе почти стопроцентное алиби. И если бы не его последующие эскапады, мы бы ничего так и не узнали.