Виталий молчал. Сказать ему было нечего. Точнее, сказать он мог бы многое – и вчера мог сказать, и сейчас, но все, им сказанное, могло быть (и будет наверняка!) обращено против него. Наука? Ох-хо-хо, ну что вы, мистер Дымов, со своей наукой, при чем здесь наука, случай предельно ясный, особенно сейчас: мотив есть, вчера еще возможность совершения преступления выглядела сомнительной (откуда у слабой женщины недюжинная сила?), но теперь и это понятно – всего лишь железяка. Очень удачно выброшена из окна женского туалета. Кто мог? Тоже понятно. Эта штука была у Айши в кармане халата, она устроила все, как надо. Когда началась суматоха, прошла в туалет…
– Что скажете, Дымов?
Виталий молчал. Адвокат тоже раздумывал над чем-то, перебирая бумаги. Что там? Схема, план двора, указание места, где нашли брусок?
– Вы закончили, Мэнтаг? – спросил Спенсер, пряча бумаги в кейс. – Если да, я хотел бы поговорить с моим клиентом. Кажется, соседний кабинет свободен?
– Я не закончил, – детектив не спускал глаз в Виталия – то ли хотел понять, что у него на уме, то ли – куда более прозаично – хотел сказать: «Признавайся, черт тебя возьми, не трать мое время»…
– Почему бы вам не признаться, Дымов? – сказал Мэнтаг. – Сэкономите время. Получите послабление.
Спенсер кашлянул. Виталий не смотрел на адвоката, его внимание привлекло темное пятнышко на стене – то ли кто-то кофе плеснул, то ли таракана раздавил. Только Спенсер теперь может сделать хоть что-то. Пойти в больницу, на восьмой этаж, не на шестой, закончить разговор с сестрой Болтон, но сначала нужно объяснить адвокату – чтобы он не просто понял, но проникся… это невозможно, он не специалист, он наверняка насмотрелся глупых телевизионных передач про Вселенную и черные дыры, уши у него закрыты, как и у Мэнтага, очевидные для Виталия явления и знаки он интерпретирует по-своему, каждый интерпретирует подобные явления так, как позволяет психика, за многие века эволюции приспособившаяся к существованию в этом сложном и всегда упрощаемом мире.
Если бы его не арестовали, он мог бы…
Диночка, Дина, Динора… Зачем ты это сделала? То есть, понятно, зачем, она ему сколько раз об этом говорила, и слова ее, которые могли бы стать свидетельством ее собственного желания и его с Айшей невиновности, записаны в его ноутбуке, который сейчас изучают полицейские эксперты. Может, сказать им пароль, чтобы не мучились? И что? Прочитают они странный его дневник, и ни один здравомыслящий человек не скажет ничего, кроме «воображение у него богатое». «Конечно, вы это придумали, чтобы у экспертов появились сомнения в вашей вменяемости. Ловко. Мистика, а вы еще ученым себя называете».
– Хорошо, – сказал Мэнтаг. – Пока достаточно. С основными уликами вы и ваш адвокат ознакомлены. Поговорите – не здесь, конечно, вас проводят. Задержаны вы на сорок восемь часов, вопрос о продлении срока заключения будет решаться в понедельник. Кстати, Дымов, за это время я постараюсь понять, как вы устраивали фокусы в своей квартире. Помните, вы мне их демонстрировали?
В комнате, где Виталия оставили наедине с адвокатом, не было ничего, кроме пластикового столика и двух стульев. Да, еще камера под потолком – и это называется «разговор наедине».
– Камера на случай, если заключенный нападет на адвоката, – объяснил Спенсер, проследив за взглядом Виталия. – Такие случаи не редки, как ни странно. Звук не пишут, это запрещено, коллегия адвокатов жестко реагирует на нарушения, да их и не было в последние годы, так что говорить мы можем свободно.
– Мистер Спенсер, – что ж, Виталий решил говорить свободно, – я вижу единственный способ вытащить мисс Гилмор и меня. Это доказать, что Дина все сделала сама.
– Гхм… – кашлянул адвокат.
– Поймите… – Виталий старался говорить убедительно и убежденно. Доказать он сейчас ничего не мог, Спенсер и не понял бы доказательств, оставалось – убедить. Чтобы поверил. Как в Бога. Никто не может доказать, что Бог есть. Никто не может доказать, что Бога нет. Но убедить, чтобы поверили – в этом человечество преуспело. Нужно найти слова. Слова убедят кого угодно. Смотря в чем, однако…
– Поймите, мистер Спенсер, все произошло потому, что Дина, моя жена, находилась в состоянии комы. Это особое состояние сознания, самое, вообще говоря, естественное для разумного существа, поскольку позволяет… или, точнее, составляет единство… вернее, единение, общность с основным состоянием вещества во Вселенной. Послушайте, мистер Спенсер, не было и нет никакого криминала… ну, кроме свойственной женщинам ревности… это есть, Дина всегда меня ревновала, но на этот раз она… у нее не было оснований, да она и сама говорила… Неважно. Давайте я, наконец, все расскажу с самого начала. Только поймите – начало не в том, что Дина чуть не погибла, и не в том, что у нас так получилось с Айшей. Начало в том, что три четверти вещества во Вселенной находится в так называемом темном состоянии. Это вещество по массе втрое больше всего того, что мы видим, и того, что наблюдают космические обсерватории. Звезды, галактики, квазары, скопления, пыль, газ – это не главное во Вселенной, понимаете, Спенсер? Это лишь четверть массы. Остальное вещество притягивает так же, как и обычное, но в остальном взаимодействует с ним очень слабо. Почти не взаимодействует. Понимаете?
– Нет, – сказал адвокат. Он внимательно наблюдал за Виталием – так психиатр следит за поведением и речами пациента, чтобы точнее поставить диагноз, в необходимости которого у него нет сомнений.
– Что – нет? – переспросил Виталий, почувствовав, как в очередной раз ударился головой о стену непонимания.
– Не понял, – объяснил адвокат. – Давайте вернемся с небес на землю.
– Мы не можем вернуться с небес на землю, – мрачно сказал Виталий, – пока вы не поймете, что именно происходит на небесах.
– Хотите заняться религиозной демагогией? – осведомился Спенсер. – Мистер Дымов, я не знаю ваших соображений, но линию поведения вы выбрали совершенно неправильную. Вы хотите, чтобы я защищал вас и мисс Гилмор? Тогда оставьте риторику и переходите к фактам.
– Если мы не начнем с начала, то ни одного факта объяснить не сможем, вы понимаете это?
– С начала, – проникновенно произнес адвокат, – это с Большого взрыва? В начале, так сказать, сотворил Бог небо и землю.
– Ну… – Виталий вымученно улыбнулся. – Можно сказать и так. Если «небо» – это материя в форме поля, энергии, а «земля» – вещество, то сравнение приемлемо, почему нет?
– Мистер Дымов, – адвокат с деланным безразличием рассматривал свои пальцы – будто пересчитывал, – вы, наверно, путаете меня с Мэнтагом. Его вы можете водить за нос, хотя и в этом случае хорошо бы сначала посоветоваться со мной.
– Я никого не вожу за нос! – воскликнул Виталий. Все бесполезно. Каждый слышит только то, что способен понять. Каждый понимает только то, к чему привык. Каждый привык к тому, чему его научили, что стало его личным опытом. Разве каждый не видит и не осознает только то, что способен понять? Заколдованный круг. Спенсер множество раз сталкивался с проявлениями темного вещества в быту – как и все, как любой человек. И столько раз он говорил себе: «показалось, память подвела, не было этого»?