— Из Борисоглебска мы, идём домой, — за всех ответила Пашка.
— Ого-го! — присвистнул мужик, — а не лучшей ли будить завернуть назад, с нами?
— Нет, — решительно ответила Пашка, — скоро мы будем дома!
.. Домой они явились, когда начало смеркаться, еле живые. Пашка постучалась к деду, и тот обмер, увидев её на пороге.
— Да как же можно? Иван только что уехал в лесничество! Сама на поезде?
— Нет, дедушка. пешком пришла, — еле прошептала девочка. — Папе не говори.
* * *
В большом или в маленьком человеке поступки зреют спонтанно, повинуясь устремлениям души, но не каждому хватает характера довести начатое дело до конца.
Родители Пашки оценили её самовольный поход как сумасбродство не в меру резвой девчушки, и только дед увидел в «малявке» задатки цельной натуры. Шутка ли? В десять с лишком годков отшагать двадцать пять километров, большую часть лесом, да ещё вести за собой подружек!
— Ай да Пашка-пташка! Быть тебе птицей-перепелицей! — глубокомысленно высказался он.
Пашка объясняла всем, что сильно соскучилась по брату Володе.
Родители особенно не бранились за этот поступок лишь потому, что Пашка была в школе круглой отличницей, все учителя ставили её в пример. И ещё — уж очень быстра на ножки, везде всё успевала, всем старалась помочь.
Иван Степанович регулярно ездил в Борисоглебск, возил продукты, исправно платил за квартиру дочери. Время бежало в трудах и заботах, Киселёвы оглянуться не успели, как их дочурка окончила семилетку, выросла синеглазой красавицей с особенной женской статью. И хотя ростом она не сильно выдалась — фигурка словно точёная: обует туфли на каблуках — глаз не оторвать.
При всей привлекательности характерец у неё не женский, весь в папу. Лишнего слова не скажет, рассудительна, не перед всяким раскроется, не каждому подарит свою дружбу.
В Борисоглебской школе в параллельном классе училась Зиночка из Алешков. Все звали её Алешковская, но фамилия её была Марчукова. Тихая, улыбчивая, курносая девочка с карими глазами притягивала к себе какой-то обнажённой беззащитностью. Они подружились, и Пашка сразу взяла её под свою опёку, ведь в ней, в Пашке, с детства жила тяга кого-то опекать, о ком-то заботиться, а братик Володя был от неё далеко.
Паша подошла к Зиночке в первый раз, когда та плакала, забившись в тёмный угол школьного коридора. Причина слёз была нешуточная. Брат Зины, курсант Тамбовского военного училища лётчиков, не приехал, как обещал.
— Ну, и чего реветь? — рассудила Пашка. — Может, его не отпустили.
Появился брат Зиночки ровно через год, в день рождения сестрёнки. Он был ослепителен. В хромовых сапогах и зелёных бриджах, в лётной кожаной куртке, в карман которой небрежно была засунута пилотка с крылышками.
— Жорж, — представился он Пашке с чувством собственного превосходства, протянул руку.
Пашка покраснела, как это с ней часто случалось, но через минуту пришла в себя и разглядывала выпускника лётного училища. Он был красив. Тонкие черты лица делали его похожим на девушку, на нежной коже лица не было видно признаков растительности. Но вёл себя уверенно, как поживший мужчина. Лётчик застал подружек на квартире, где жила его сестра. В маленькой комнате стояли две кровати, шкаф, стол, за которым ели и делали уроки.
Георгий снял с плеча холщовую сумку с вышитым на ней цветком, высыпал на струганые доски стола содержимое. (Где это Пашка видела этот цветок на сумке? Ах да! Ведь Зинуля вышивала его здесь, в этой комнате!) Девчонки ахнули. По столу рассыпалось песочное печенье, глухо застучали яблоки, зашелестели скрипучими обёртками конфеты. Но самое главное: большая плитка шоколада, которого Пашка в жизни ещё не пробовала.
— С днём рождения! — сказал молодой человек и накинул на шею сестры длинный шерстяной в чёрно-белую полоску шарф. Затем надел на её мелкие кучеряш- ки на голове такую же шапку с круглым помпоном наверху. Ничего прекраснее девчонки не видели, они принялись визжать от восторга так, что их хозяйка не выдержала, приоткрыла дверь и сказала: «Батюшки светы!»
Вещи, как и люди, имеют свои истории и судьбы. Эти шарфик и шапочка проживут долгую жизнь, по своим, конечно, меркам. Их хозяйка будет бережно хранить и надевать только тогда, когда в доме соберётся много родни, и будет говорить всем: «Это подарок Жоржа в тридцать втором году, когда я была школьницей».
И хотя подарок был сделан в тридцать первом, всем запомнился больше тридцать второй, неурожайный, когда пришёл голод и люди боролись за выживание всем миром, поддерживая друг друга, изыскивая способы, чтобы прокормиться.
Паша после окончания семилетки, в этот голодный год, возвращалась в Карачан. Поезд прошёл половину пути, вдруг вагон тряхнуло, что-то заскрежетало, и пол под ними накренился набок. Поезд остановился, у дверей образовалась давка.
Пашка так и не узнала, почему поезд сошёл с рельсов. Народ поговаривал, что виноваты враги советской власти. Как когда-то, Паша снова добиралась до дома пешком. Дома все радовались её появлению, а мама расплакалась:
— Видишь, доченька, блинами угостить не могу. кушать совсем нечего.
Но всё же ради такого случая Мария испекла лепёшки из лузги проса, добавив туда остатки муки.
Паша не унывала. Она уговорила двух подружек идти в колхоз. Там давали за работу подсолнечное масло, пшено, кукурузу, а позже стали давать муку. Паша гордилась тем, что приносит домой продукты. Мама подолгу смотрела на неё — подойдёт, обнимет: «Какая ты у меня большая, доченька!»
В этом тяжёлом для всех году умер дед Степан. С его здоровьем — мог бы ещё пожить, но подкосила всеобщая коллективизация. Закрыли трактир, и он, Степан, стал никому не нужен. Жил за счёт квартирантов, которых пускал в свой пустой дом. Умер дед легко. Вечером, как всегда, принял несколько рюмок, лёг спать, утром не проснулся.
На кладбище июньским погожим деньком было пустынно. Степана пришли хоронить только родные. Здесь, у свежей могилки, встретились две сводные сестры. Анна была старше лет на пять и работала медсестрой в районной больнице. Когда-то, втайне от матери — первой жены Ивана Степановича, Аня бегала на кордон к отцу, нянчила маленькую Пашу.
Они обнялись, поплакали и пошли вместе с кладбища.
— Пашуня, а что же дальше? Тебе надо учиться, а так пропадёшь ты здесь. Знаешь, что такое Карачан? Когда-то татары бросали пленных русских в кипящую воду, в большой чёрный чан, поэтому это место и есть кара в чане.
Они отыскали ещё не использованную отцом на самокрутки областную газету «Коммуна» и на последней странице нашли объявление: «Набор в медучилище».
Паша скопила кое-какие деньги, работая в колхозе, их хватило на билет до Усмани, что под Воронежем. И опять она покидала родной дом, опять плакала мама, будто видит её в последний раз. А ведь на этот раз так и получилось, только разве могла она тогда подумать об этом?