Есть.
Машина с шофером-зомби, который доставит нас… кстати, а кудаему приказано нас доставить? По домам? Или… Нет, уж лучше мы здесь посидим!
В тесноте и без обеда.
– Надежда Викторовна, – прерывает затянувшуюся паузу Ерпалыч, и бедная завлаб вздрагивает. – А чем вы конкретно тут занимались? Ну, приношения, в том числе кровавые, целевая подмена образков (да-да, Алик, я тоже заметил), совместно-направленные моления – это понятно. Ничто не ново под луной. Но ведь вы, насколько я понимаю, биохимик, коллега Ефима Гавриловича! Научные исследования и шайка убийц с круговой порукой – согласитесь, как-то не вяжется?..
– Я возглавляла проект «Чуры».
Надежда коротко смотрит прямо в глаза Ерпалычу – чтобы почти сразу отвести взгляд.
– Чуры? Пращуры?
– Чур меня? – вношу я и свою лепту.
– Да. Мы пытались понять, кто такие на самом деле Те, и насколько они связаны… с людьми, которые погибли во время Большой Игрушечной. В последнее время наши шефы… те, кто нас сюда собрал… они начали где-то добывать образцы тканей Тех! Ефим Гаврилович в курсе, именно он должен был заняться анализами…
– Это нечто уникальное! – мигом встрепенулся Фима. – Биокристаллические структуры, совершенно новые, я бы даже сказал – невозможные! – соединения! Кремнийорганическая ДНК с плавающим углом поворота! Это не мутации, это совсем иной принцип! Я бы никогда не поверил, что существо с такими тканями способно быть живым, двигаться, по-своему мыслить – хотя и не совсем в привычном понимании… Впрочем, Надежда Викторовна изложила мне две гипотезы, и одна из них… Надежда Викторовна, может быть, вы сами расскажете?
Спохватился.
Научная этика заела.
Вот он, Архимуд, весь в этом: с минуты на минуту начнется штурм здешней берлоги, над Фимкиной душой Первач-псы висят (не факт, но весьма вероятно) – а он про биокристаллические структуры в тканях Тех распинается!
– Согласно одной из этих гипотез, – голос мышки-завлабши звучит глухо и отстраненно, словно бы слова произносит не она, а некое устройство, спрятанное у нее внутри, – в результате базовой катастрофы в черте города и частично области возникла мощная некротическая аура. Составленная из последних чаяний и стремлений людей, погибших неожиданно и к смерти не готовых. Также на нее наслоились более поздние смерти с выбросом примерно той же направленности. У нас эта волна получила название «Я еще вернусь». Будучи ориентированной на сугубо материальные цели и объекты, она вступила во взаимодействие со средой обитания, то есть с городской инфраструктурой, выталкивая наружу ее персонифицированные проявления – Тех. А наши моления и жертвы рычагом воздействия заставили Тех функционировать: город начал в значительной мере восстанавливать сам себя…
Ерпалыч слушал внимательно и время от времени согласно кивал.
Я поймал себя на том, что киваю ему в такт.
– По второй же гипотезе, Те – это и есть обретшие новую, полуматериальную плоть души погибших без покаяния, беспамятные последыши, которых мы своими обрядами вынуждаем…
– Мы живем на кладбище… – очень тихо произнесла Папочка, и на сей раз вздрогнул я. Когда-то я уже слышал от нее эту фразу. Боже, неужели это правда?!! Мы, живые, заставляем работать на себя наших погибших предков?!!
Выворотка, Выворотка…
– Мы живем на кладбище, – снова повторила Папа. – Только вы это лишь предполагаете – а мы видим. Чуть ли не каждый день, когда проходим через Выворотку. Умершие неуспокоенными никуда не уходят, по всем слоям, насквозь – а вы слепые, вы ничего не видите!.. Вы и нас видите с колесами, слепцы…
– Ладно, Папа, кончай базарить, – грубовато перебил ее Фол. – Зачем этим козлам ученые, все тут и без тебя поняли. А вот на хрена мы, кенты, им понадобились? Не зря же они нас сюда пригласили!
– Ваша м-м-м… коллега только что ответила на ваш вопрос. Вы можете свободно выходить на Выворотку. В отличие от людей. Для местных шефов, владельцев Малыжинского центра, это просто золотое дно! И не только в плане материала для исследований – но и в самом что ни на есть практическом смысле! Воздействие на Тех с тойстороны, перевозка нужных людей или грузов, доставка срочной информации, сокрытие улик… да мало ли что! Кроме того, вы и сами им небезынтересны. Извините, но вы, китоврасы (при этом слове Фол морщится) – еще бо́льшая загадка, чем Те! А на контакт вы идти не захотели. Вот они и начали по своим каналам распускать слухи, настраивать людей против вас – чтобы в последний момент явиться этакими благодетелями…
– Что, сучка, лясы точишь?! Приказано когти рвать, а ты, падаль…
В дверях стоял давешний шофер. И в его водянистых глазах уже не было засасывающей пустоты – глаза были злыми, безжалостными… Глаза убийцы.
Это я понял сразу.
Увы! – мое «сразу» оказалось изрядным промежутком времени. Шофер успел оказаться рядом с Наденькой; короткий взмах, голова женщины неестественно откидывается в сторону, и серая мышка медленно оседает на пол.
– Женщин бить нехорошо…
– Чего?! Ты, фраер очкастый!..
Дальше все происходит очень быстро. Фол с Папой только начинают брать разгон, но Фима, маленький носатый Фима уже стоит перед громилой-шофером, отсвечивая очками.
Удара я не увидел. Шофер изумленно хрюкает и начинает валиться набок; пока он падает, Фима вкрадчиво трогает ладонью его лицо (это я вижу, вижу ясно и отчетливо!), вдребезги разбивая шоферу нос.
Летят красные брызги.
– Круто, – уважительно кивает Фол. – Надо бы связать урода.
Кентавр подъезжает ближе, бесцеремонно ворочает потерявшего сознание громилу, выдергивает из его штанов кожаный пояс-плетенку и со знанием дела начинает вязать руки поверженному врагу. Папа тем временем хлопочет над мышкой, пытаясь привести ее в чувство.
Взгляд исподтишка…
Косметики почти не заметно. Пепельно-каштановые волосы на затылке собраны в какую-то загогулину и заколоты длинной костяной шпилькой; вдоль висков струятся выбившиеся локоны. Кожа бледная, под глазами слабо намечены отечные мешки, отливают синевой; губы простуженные, слегка обметаны лихорадкой, и блестят от бесцветной – явно лечебной – помады. На левой щеке, чуть ниже скулы – белесый шрамик; должно быть, в детстве гвоздем пропорола. Сразу бросаются в глаза кисти рук – удивительно маленькие, изящные, с точеными пальцами; обручальное кольцо с фианитовой вставкой взблескивает инеем.
И еще: во взгляде – спокойная уверенность, что мир стоит не на героических китах-исполинах, а на сереньких мышках.
Вот она какая, Наденька, завлаб из Малыжинского центра…
И тут в тишине раздается совершенно спокойный голос Ерпалыча:
– А вот и гости пожаловали.