Джейане стоило немалых трудов привести друга в чувство. Такие порции мечтальника могли свалить с ног любого, даже самого крепкого.
– Да ну разве так можно! – бранила она Твердислава. – Себя погубить задумал?
– Н-ничего. Зато теперь я знаю, куда идти.
– Куда же? – Джейана шмыгнула носом. «Да что это такое со мной?»
– На закат. Все прямо и прямо, никуда не сворачивая. До самого моря. И ещё дальше.
Джейана сама насторожила все ловушки, наложила нужные заклятия и заговоры, очертила вокруг места их ночлега три зачарованных круга. Теперь можно было спать спокойно. Назавтра им предстояла дальняя дорога.
Ночь сгущалась.
Буян с трудом поднял гудящую голову. Отчего-то она казалась очень, очень тяжелой. Пол, на котором он лежал, казался странно горячим, словно под ним развели огонь.
– О-ох, – простонал парень. Вернее, ему показалось, что он простонал. На самом же деле вместо стона из горла вырвалось какое-то неразборчивое клокотание. Попробовал подтянуть руку – что-то мерзко заскребло по полу. Заскрежетало.
Буян попытался взглянуть – и только теперь сообразил, что с равным успехом может смотреть и вперед, и назад. Опешил и только успел подумать – наверное, брежу, как увидел наконец свою правую руку. Точнее, то, во что она превратилась.
Остолбенев, Буян глядел на блестящую, точно отполированную чешую, что покрывала могучую длань; под чешуёй перекатывались шары могучих мышц. Ладонь осталась пятипалой, но каждый палец заканчивался теперь стальным изогнутым когтем, точь-в-точь, как у той твари, что убила Ставича и Стойко.
«Великий Дух, – подумал Буян. Потом снова: – Великий Дух! – И наконец: – Вели-и-ик-и-и-й Ду-у-у-ух!!!»
Последние слова превратились в неразличимый вопль ужаса и отчаяния. Буян со всего размаха ударился лбом о твердый пол, явно намереваясь размозжить себе голову.
– Ну-ну, зачем же так, – услыхал он спокойный голос Дромока. Творитель, все ещё в жутком облике «боевой копии», обошёл корчащегося на полу Буяна и нагнулся к нему.
– Я укрепил твой череп особым образом, – не без гордости сообщил он. – Так что оставь эти суицидальные попытки.
– Чего? – невольно вырвалось у парня.
– Не старайся покончить с собой, – охотно пояснил Дромок, складывая лапы на груди и забавно почесывая чешую стальными крючьями когтей, точно блохастый пес. – Я учёл этот фактор. Команды на самоуничтожение будут блокированы. Хотя, должен тебе заметить, было бы весьма занимательно даже с точки зрения Большой Программы выяснить, что толкает тебя к самоуничтожению. Поднимись!
Точно сомнамбула, Буян исполнил приказ.
– Хорошо, хорошо, очень хорошо, – бормотал Дромок, ходя кругами вокруг своего нового творения. – И тут хорошо, и там. А вот это наверняка понравится Ольтее… А может, и нет…
Буяну вдруг все стало безразлично. Вернее, он внезапно перестал думать. Смотрел на Дромока, не чувствуя ничего – ни страха, ни ненависти. В памяти остались мельчайшие подробности того, как из него, Буяна, делали эту «копию», осталось и то, ЧТО он при этом испытал.
– Очень хорошо, – вновь повторило чудище. – Имплантация прошла успешно. Ну что ж, ты можешь идти. Посмотрим, как покажет себя этот возмущающий фактор. Отличная проверка для моих новых копий.
В глотке Буяна вcклокотало. Как хотел он броситься на эту наглую тварь, размозжить одним ударом, разорвать на части! Однако стоило ему сделать первый шаг к ненавистному мучителю, как по всему телу прокатилась стремительная судорога боли, мир померк, глаза заволокло тьмой, и всё, что он смог сделать, – это в корчах повалиться на пол.
Дромок веселился, точно ребенок, получивший в подарок новую игрушку.
– Замечательно, превосходно, сногсшибательно! Блокиратор функционирует нормально. Ты на меня не бросайся, – без всякого злорадства или ехидства посоветовал Творитель Буяну. – Ты подумай лучше, какое у тебя теперь тело! Какая преотличная копия! Ты можешь есть всё что угодно – кору с деревьев, траву, ветки или мясо дичи, если захочешь. Тебя не застигнут врасплох во сне. Ты можешь карабкаться по отвесным скалам, плавать под водой сколько тебе угодно, перепрыгивать широкие рвы. Твои челюсти развивают такое усилие на сжатие, что перед ними не устоит даже железо. Зубы твои – из специального твердотельного сплава. Ими можно даже дробить камни. Ты понимаешь? И, потом, срок функционирования этой копии очень долог. Первые признаки износа появятся не ранее, чем через сто – сто двадцать солнечных лет. Ну а там мы тебя модернизируем. И никакой Великий Дух не будет над тобой властен! Иди сюда, взгляни в зеркало!
Буян повиновался.
Одна из стен домика внезапно посветлела, и в самом деле став громадным, от пола до потолка, блистающим зеркалом.
Несчастный парень взглянул.
И тотчас же с тяжёлым грохотом грянулся оземь, лишившись чувств.
– Гм, – недоуменно пробормотал Дромок. – Эмоциональная перегрузка? Может, зря я не пошел на имплантацию ограничительных контуров?
Он вздохнул и склонился над распростертым телом – или, вернее, тушей.
Оно было поистине громадно, это тело. Мощные задние лапы предназначались и для бега, и для дальних прыжков. Пара передних была настоящими косами смерти – на остриях когтей играли зловещие синеватые огоньки, обещая нечто похуже простой честной стали. Голову, всю в защитных чешуйчатых выступах, опоясывал пояс глаз. Веки были забронированы не хуже, чем все остальное тело. В росте Буян тоже увеличился, хотя и не слишком, зато в плечах раздался мало что не вдвое. На толстом, прочном костяке наслоены были пласты могучих мышц. Он по-прежнему напоминал человека – только всего покрытого серой чешуёй да со множеством горящих алым глаз, опоясывавших шишковатый череп. Впрочем, когти могли убираться, и тогда его рука вновь становилась почти как у людей – только пальцы длиннее и толще. Смертоносные лезвия хитроумно прятались в мускулистых складках. Такими же когтями, только чуть поменьше, чтобы не мешали ходить, снабжены были и пальцы на ногах, так что вздумай Буян вскарабкаться на дерево, он проделал бы это легче, чем гибкая рыжая рысь.
– Такая отличная копия, – чуть ли не с обидой проворчал Дромок, колдуя над недвижным Буяном. – И что ему не понравилось?…
* * *
Чарус стоял в середине круга. Со всех сторон молчаливой стеной замерли родовичи. Клан Твердислава слушал своего нового вожака.
– На Твердиславе был Долг Крови. Кто мал ещё, может не понять – ну так я скажу, и не говорите потом, что не слышали! Долг Крови – это когда перед человеком один только враг. Враг, которого ты не победил. Понятно? – Он обвёл взглядом народ. Эх, эх, друг Твердислав умел говорить лучше. Когда он вот так в середине круга стоял, никто и глаз поднять не смел. А эти вон, глазеют. Малышня чуть ли не рожи корчит. Им хоть кол на голове теши, ничего не помогает. – Эй, вы, там! Ну-ка потише! Скальтесь-скальтесь, пока вас самих этот страх летучий не уволочет.