– Но, ваше превосходительство, наши люди на острове… Оборона, передовой контур, три креста на документации. И потом, если они узнают правду, что тогда будет?!
– А вот в этом и заключается наша задача, Эйб, – чтобы они не дознались. Чёрного же Ивана надо уничтожить любой ценой, пусть даже при этом погибнет весь наш персонал. Иного выхода нет. Он слишком опасен и не поддаётся контролю. Так, все, эскулапы уже здесь…
– Те, кто построил эту летающую машину, были и в самом деле настоящими волшебниками. Она пожирала расстояние, точно целая свора голодных Ведуньих тварей. Иван задал курс и теперь полулежал в кресле. Глаза его закрылись, он едва дышал. Джейана с каменным лицом возилась над ним, творила какие-то пассы, пытаясь удержать душу раненого на самом пороге владений Великого Духа. Твердислав чувствовал ярость подруги – оно и понятно, девчонка Чаруса оказалась самой настоящей ламией!
– Да что вы на неё смотрите! – У Джейаны даже выступила пена на губах, скрюченные пальцы, точно когти, тянулись к лицу ламии. – Вниз её! Вниз! Не потерплю! Чтобы вместе со мной!… Да никогда!… Я её… сама!… Удавлю! Ну же, я приказываю-у-у-у!.
– Не бесись! – глаза Твердислава тоже плеснули гневом. – Если бы не Ольтея – лежать бы нам рядышком на том бережку, а то бы и чего похуже приключилось. Угомонись, слышишь?
– Это ты мне? – прошипела Джейана, как никогда похожая сейчас на ту самую Джейану Неистовую, одно имя которой повергало ламий в трепет – сколько она их сожгла!
Ольтея испуганно забилась в уголок, спрятавшись за широкой спиной Бу.
– Тебе, тебе! – огрызнулся Твердислав. – Она нас всех спасла, а ты…
– Может, ты тоже полапать её хочешь?! – Джейана входила в самый последний, сладкий градус бешенства.
– П-перестаньте… – вдруг еле слышно просипел Иван. – Джей… помоги…
По лицу Ворожеи прошла судорога. Криво дёрнулись губы; Джейана резко отвернулась от Твердислава и склонилась над раненым.
– Охолоните…– продолжал Иван. – Вам ещё на острове… Долг Крови…
Джейана не ответила. Не обращая более никакого внимания на окружающих, она занялась Иваном. Твердислав несколько секунд смотрел ей в спину, губы его шевелились, точно он хотел что-то сказать, но потом его брови сдвинулись, он зло махнул рукой и повернулся к Чарусу, сжавшемуся под взглядом вождя, точно птичка перед змеёй, хотя Твердислав ещё не успел ничего спросить.
– Твердь… я… я… – глаза Чаруса стали совершенно белые. – Убей, Твердь, если захочешь! Не могу я так! Если б не Ольтея – точно в петлю бы влез. Жить одному – хуже смерти. Сам превращаешься в смерть. Я ведь только и думал…
– Чара, Чара, да ты что? – Твердислав изумленно уставился на друга. – Что случилось? Что произошло?
Плечи Джейаны напряглись, выдавая, что она прислушивается к их разговору, однако она так и не обернулась.
– Твердь. – Чарус вздрогнул всем телом, словно ломая кровавую запёкшуюся корку, что покрывала его душу. – Твердь… изгнали меня… Учителя… Судили. А за то…
Твердислав слушал, и лицо его белело. Джейана громадным усилием воли заставила себя не вмешиваться, хотя от услышанного всё леденело внутри.
– А всё потому, что Фатима всю власть забрала, а мне обидно стало, что парней, значит, совсем оттерли, а мы же не чурки с глазами, мы всё-таки люди, а потом я ещё и на источник Силы наткнулся, на Пэковом Холме, значит, ну и решил тогда – дадим бой, Ведунов покрошим, Фатиме нос натянем. А оно вон как обернулось…
Чарус не щадил себя и не пытался оправдаться.
– И Ключ-Камень отняли. Учитель и отнял. Совсем отнял. И Фатиме отдал. Так что, она теперь и Ворожея, и вождь… Вождица… Вожачка… Ну, словом, она теперь самая главная…
А я потом шёл, шёл, все меня гнали, куска хлеба никто не кинул, будто я хуже, чем сто Ведунов. Как выжил, сам не знаю. И из самострелов били, и копья метали, и облавы устраивали, и ловушки на пути настораживали. Совсем тошно мне сделалось, уже даже и мстить не хотелось, об одном только и думать мог – вот лечь бы да помереть… тихо, как уснуть… а то вешаться – страшно, да и больно, наверное. И решил я напоследок на море посмотреть. Заломало всего просто. Никогда не видел, одни только сказки. Ну, как и у всех. Шёл-шёл, шёл-шёл, а потом вот её встретил. С целой оравой шестипалых красавцев. Решил, что сейчас смерть моя и наступит. Даже попросил их – скорее. А она вместо этого так на меня хитро посмотрела и говорит: ты из клана Твердиславичей? Ну, значит, поможешь мне. Я через тебя на их след выйду. Я ей говорю – нет, уж лучше убей сразу или, там, замучай, никуда я с тобой не пойду. А она… она как стала рассказывать… – Он метнул быстрый взгляд на Бу, и тот поспешно опустил голову. – И… и поверил я, Твердь! Потому как такое не придумаешь, такое только на самом деле случиться может. В общем, пошёл с ними, а через день мы на вас и нарвались. Ух, как же эти шестипалые с теми Колдунами разобрались! Сами все легли, но и врага с собой захватили.
Потом наступило молчание. Чарус уткнулся лицом в колени, руками обхватил голову и замер, точно неживой. Джейана всё ворожила и ворожила над Иваном; Бу с Ольтеей тоже застыли, в упор глядя на Твердислава.
«Великий Дух, – неслись спутанные, рваные мысли. – За что ты испытываешь меня так? Я был уверен, что поступаю правильно, что родовича нужно спасти любой ценой, а оказалось, что я ошибался, что из-за меня едва не погиб весь клан, потому что Ключ-Камень, как выяснилось, попал не в те руки. Я не сомневался, что Долг Крови – это то, что даёт нам силы жить, а на поверку выходит, что прав оказался Учитель, и нам нельзя было уходить. Но теперь – теперь отступать всё равно уже слишком поздно. Война объявлена. Кто бы ни стоял на нашем пути – сказочные Чёрные Колдуны, Учители, как утверждает Иван, или кто-то ещё – он уже не успокоится. Слишком сильно мы их потрепали. Слишком многих они потеряли. Немало будет тех, кто примет на себя Долг Крови, поклявшись отомстить нам за друзей и соратников – если, конечно, у них есть само понятие Долга Крови».
Вожак оглядел своих. Чарус, точно почувствовав его взгляд, на миг оторвал ладони от лица, чтобы тотчас прижать их ещё плотнее. Так. С ним всё ясно. Убьёт себя по первому его, Твердислава, слову. Бу шагнул вперёд, воинственно стукнул себя кулаком по груди. Тоже не отступит.
Ламия! Вот с тобой-то больше всего неясного.
– Ольтея…
По напряжённой спине Джейаны пробежала дрожь. Это был уже верх наглости – заговорить с проклятой ламией в присутствии её, Неистовой!
– Что хочет узнать доблестный вождь Твердислав? – прозвучал медовый голосок.
Джейана поняла, что в следующую секунду просто вцепится нахалке в волосы. И, наверное, вцепилась бы, с визгом и проклятиями, если бы не тяжёлая ладонь Ивана, внезапно опустившаяся ей на запястье. Очень убедительно опустившаяся. И это при том – она знала, – что Иван умирал, умирал бесповоротно, и вся ворожба могла всего лишь оттянуть его уход, но – не спасти.