Малкольм выдохся и умолк, с некоторой опасливой растерянностью глядя на Гинзбурга, который с любезной улыбкой кивал ему на протяжении всей гневной филиппики.
— Очень хорошо, — задушевно сказал Исайя. — Достопочтенный член Совета Малкольм выдвинул, насколько я могу судить, тринадцать конкретных фактов перерасхода средств, каковые требуют, но его мнению, расследования, одиннадцать случаев принятия мной, как председателем, некорректных решений, каждое из каковых также нуждается в тщательном обсуждении, возможно, с созданием особых комиссий по каждому указанному факту…
Зал дружно взвыл. Точнее, взвыли те 67 человек, что голосовали за предложение Малкольма. То, что говорил Исайя, было абсолютно логично и правомерно. Обвинения требовали проверки. Проверки основательной, фундаментальной и кропотливой. А для этого нужны комиссии. С аппаратом, специалистами, экспертами, с обеспечением безопасности, блокированием доступа к нежелательной информации и тому подобным.
Исайя даже удивился — неужели хитрец Малкольм не предусмотрел этого совершенно очевидного ответного хода?
Поднялась Мак-Найл. На щеках медленно разгорались два пятна лихорадочного румянца.
— Прошу слова!
Очевидно, роли были распределены заранее. Никто из сторонников этой пары не рвался выступить.
— Прошу вас, уважаемая член Совета Мак-Найл. — Верховный координатор был сама любезность.
— Дорогие коллеги! — женщина очень волновалась, судорожно стискивая руки перед грудью. — Мой единомышленник, член Совета от фракции военных теоретиков Эдвин Малкольм, сказал многое, но не все.
Он справедливо перечислил большие и мелкие грешки нашего уважаемого координатора. А уважаемый координатор также совершенно справедливо потребовал проверок. Но я скажу о другом. — Она перевела дыхание. — О том, что представляет из себя так называемый Проект “Вера”, любимое детище нашего дорогого командующего. Профессор Корнблат!
Пожилой эколог встал. Конрад скрипнул зубами — экологическая группа “Вяз”, для чего-то прикомандированная к Проекту, давно уже слыла притчей во языцах. Профессор Корнблат имел, как и Авель Алонсо, генеральское звание и, в общем-то, считался вполне преданным верховному координатору человеком… Конрад взглянул на командующего — с прежней любезной улыбкой он смотрел на взлохмаченного коротышку, что пробирался к трибуне, размахивая какими-то бумагами, но — Конрад не мог ошибиться! — будь Исайя Гинзбург обыкновенным человеком, глаза бы его уже вылезли на лоб. Корнблат изменил! Корнблат перешёл в стан неприятеля! А может, и не перешёл, а всегда был с ними? А на Планете Сказок выполнял, так сказать, разведывательную функцию?..
— Прошу слова! — фальцетом выкрикнул профессор. — Требую!.. Дайте сказать!
— Зачем же так кричать, Пол, — едва заметно пожал плечами Исайя. — Ты член Совета. Если коллега Мак-Найл закончила своё выступление, я с радостью предоставлю слово тебе…
— Я бы хотела остаться, выступление профессора Корнблата потребует некоторых комментариев.
Это разрешалось регламентом.
Краем глаза Исайя заметил гримасу злого торжества на лице Малкольма.
“Погодите. Рано радуетесь, господа… Ну, давай, Пол, говори, о чём ты там хотел сказать?”
— Уважаемые коллеги! Не тратя времени на предисловия, перейду сразу к сути. В лице Проекта “Вера” мы имеем дело с крупномасштабной диверсией Умников, и я берусь, стоя на этой трибуне, доказать вам это.
Наступила тишина. Ошеломлённые, умолкли даже сторонники Исайи, да и сам верховный координатор впервые, наверное, опешил по-настоящему. Самое нелепое обвинение, какое только можно было придумать! Помнится, о чём-то подобном упоминал Конрад… а он, он не прислушался к этим словам — и вот вам результат.
Корнблат заговорил — но Исайя его уже не слушал, воспринимая лишь отдельные фразы. И без того понятно, что станет говорить этот человек, не понаслышке знакомый с методами наставников. Грязь, конечно, но ничего лучшего ведь так и не придумали, кроме одного — гнать ребятишек в казармы, объясняя, что Умников надо убивать просто потому, что они Умники… И не объяснишь им, что Сенсорика есть дьявольское прельщение…
— Как вы знаете, я осуществлял контрольно-экологические функции в планетарном объёме… имел возможность наблюдать и сравнивать… — пламенное вступление Исайя пропустил мимо ушей почти целиком. — На планете, с кощунственным цинизмом поименованной “Планета Сказок”, в полном объёме (очевидно, это слово — “объём” — очень нравилось профессору) реализована диктатура феодально-фашистского типа. Командующий там генерал Алонсо с полного одобрения и ведома верховного координатора не гнушается никакими преступлениями и вот-вот доведёт дело до войны. Только в результате прямых военных акций, связанных с подавлением стихийных выступлений протеста, за последний год уничтожено более тысячи детей, я подчёркиваю — детей, а не Умников, в возрасте от нескольких месяцев до семнадцати лет. Уничтожение клана Хорса… бомбовые удары по клану Лайка-и-Ли… безумные эксперименты, едва не закончившиеся глобальной экологической катастрофой… сейчас высокому собранию будут продемонстрированы видеоматериалы, неопровержимо свидетельствующие… — Корнблат входил во всё больший раж, и Исайя вновь бросил слушать. Всё ясно и так.
…Запретить демонстрацию он не мог да и не собирался делать этого. Раньше подобные словесные схватки бодрили, внося приятное разнообразие в тяжёлый и достаточно однообразный труд планетного администратора, однако на сей раз он ощущал лишь усталость и опустошённость. Исайя не сомневался в себе — в его силах заговорить весь этот Совет так, что снятым с должности, быть может, окажется тот самый Корнблат — но во имя чего?..
“А не желающим спастись не поможет даже Спаситель, ибо сказано — не верящий в Воскрешение и Вознесение хуже хулящего истинную веру”. Книга Эсфири, глава восьмая, стих четырнадцатый.
“Может, и правда — пусть Идущий по Следу делает здесь что хочет? А я умываю руки, ибо трижды просил вас отпустить его, вы же, как сговорившись, кричали дружно “распни его, распни!”.
Да, пусть. Ибо он, Идущий по Следу, ничего не сможет тут сделать больше уже имеющегося, до чего они дошли сами. Без искушения и прельщения.
Господи, за что же ты заставил меня испить чашу сию?
Non sum qualis eram… А раньше такие сомнения не возникли, бы. Хотя. . хотя, конечно, была одна ночь, когда я сомневался, и негодовал, и плакал… Но был ли это я? Или кто-то иной?. Какая разница… Мир отчаянно не хочет, чтобы его спасали, — какая банальная всегдашняя история! Во все времена и при всех правителях они хотели только одного — покоя, даже если покой означает бесконечную истребительную войну Они готовы умереть все до единого, но не допустить, чтобы кто-то — не важно, кто — решал бы за них их судьбы”.
А профессор Корнблат уже мчался дальше на всех парусах, демонстрируя видеозаписи, потрясая какими-то таблицами, цифрами, графиками, неведомым образом он раздобыл леденящие душу кадры, клан Лайка-и-Ли под бомбовым ковром, горят деревья, дома, горит земля, горит, похоже, даже воздух, всюду — мёртвые тела . разумеется, он не мог пропустить рвущего сердце кадра — молодая мать, совсем ещё девчонка, лет, наверное, шестнадцати, уже мёртвая, всё ещё пытается закрыть телом от рушащейся с неба смерти крошечного младенчика, отчаянно пищащего и пытающегося ползти, к ребёнку бросается девочка лет десяти, хватает малыша на руки, но тут над ними рвётся очередная бомба, и ударная волна обращает детей в кровавые ошмётки…