И все-таки, нашли причину несчастья, не глазами нашли, а возмущенным обонянием.
В одном из мест, где вода образовала стоячий затон, в нос идущим ударила такая струя вони, что сразу стало ясно, что тут и есть источник заразы.
Неподвижная вода тускло отблескивала в изредка прорывавшихся сквозь облака лучах луны, и хотя этого света было недостаточно, чтобы как следует видеть, но и того, что удалось рассмотреть, было достаточно. Темными грудами торчали из водной глади притопленные овечьи туши, громады забитых диатрим и чуть ли не тела самих диатритов.
Так вот куда дели коротышки чудовищную добычу первого дня! А люди-то гадали: неужто диатритам удалось слопать такую прорву мяса? Тут, какой утробистый ни будь, а столько не заглотишь.
И тут в стороне раздалось чириканье карликов. Весело переговариваясь, они волокли еще какую-то гадость. Встали на краю озерца, раскачали в четыре руки и швырнули что-то в воду – кажется убитую пять дней назад собаку.
Первым пришел в себя Тейко. Одним могучим прыжком он вырвался из вязкого ила на твердую корку пересохшего дна и бросился за шарахнувшимися недомерками. Следом кинулись остальные молодые парни – чуть не десяток человек. У кого-то в руке появился факел – с одной искры разгорелся! – от него разом подпалили еще пяток. Тейко к тому времени догнал одного из коротышек, взмахнул топором. Карлик повалился на землю, стремясь уйти от удара, но в скользкой грязи не сумел откатиться как следует, и острие боевого топора обрушилось ему на затылок.
Когда вспыхнул огонь, вдалеке раздался разноголосый крик. Темные тени бросились врассыпную от туши убитого зубра, которого чужинцы тоже старательно волокли в общую кучу. Пробегая мимо, Таши с ужасом подумал, что ведь это старый зубр, хозяин священной рощи мог найти здесь свой конец. Нет, не будет мира с диатритами и пощады им не будет! Даже если они сбегут обратно в свои барханы, он достанет их и там и не успокоится, пока последний карлик не издохнет лютой смертью и последняя птица не ляжет кучей падали!
Первого карлика Таши догнал, когда тот пытался вскарабкаться по осыпающемуся песчаному откосу, ведущему наверх, к бывшему берегу. Таши ударил его в спину, не чувствуя ничего кроме радости, – наконец-то он напоил топор кровью врага!
Тейко был уже далеко впереди, он догнал еще кого-то, Таши слышал его ликующие крики и визг карлика. Другие парни тоже бежали вдогон за диатритами, у большинства из которых даже пичек с собой не было – не ждали работнички такой скорой вылазки.
И вдруг крик переменился, исчезли победные ноты и послышался в нем дикий ужас:
– Птицы!.. – орал Тейко.
Гигантские фигуры одна за другой вырастали на фоне неба. Диатримы бежали вслепую, ведомые наездниками. Но уж пламя факелов они разглядели сразу и поспешили на огонь, словно небывалые ночные мотыльки, летящие на свет.
Таши широко размахнулся и швырнул факел навстречу бегущему чудовищу, на мгновение ослепив не только его, но и крошечного наездника, а потом кинулся обратно к руслу. Мгновенно роли переменились, теперь охотники бежали, спасая свои жизни, а визжащие карлики гнались за ними. По счастью все парни догадались избавиться от опасных факелов и это позволило тем, кто уже поднялся на обрыв, спуститься вниз.
Диатриты, которым и днем-то было непросто провести своих тварюг через русло, следом не пошли, остались над обрывом.
Возле отравленной лужи парней поджидали старшие охотники. Стояли ощетинившись копьями, прислушивались к тому, что творится возле берега.
– Что там?! – крикнул Мугон, услыхав, как бегут в темноте недавние преследователи.
– Птицы у них там! – ответил за всех Тейко. – Еле ноги от них унесли.
– Сами-то все целы?
– Вроде так… Ну-ка, кого не хватает?
Быстро пересчитались – оказалось, что все на месте и никто даже не ранен, а вот карлики потеряли четверых. Двух сумел догнать Тейко.
И все-таки, о победе говорить не приходилось. Конечно, пока парни устраивали облаву на безоружных карликов, старики успели подняться еще выше по течению и набрать воды во все баклахи, но на целый день питья из такой дали не наносишься. Да и сейчас, отправившись с Мугоном, большинство оставило долбленки внизу. А на крутом берегу уже, не скрываясь щебечут диатриты и не нужно быть мудрецом, чтобы понять – затевают новую пакость.
В селение вернулись понуро – ни на ком лица нет. Воды принесли – всего ничего, а вот дурных вестей – полный короб.
* * *
Наутро чужинцы подступили к самому селению. Без толку носились взад вперед на своих птицах, орали, визжали, размахивая копьями, словно приглашая выйти за городьбу. Родичи молча смотрели поверх острых кольев, на визги диатритов уже никто не отвечал, только луки вскидывали, если кто-то подходил слишком близко.
В селении почти не осталось воды; но даже дети ни разу не заикнулись о жажде: словно в сильный голод начинал действовать страшный закон, по которому последний кусок отдается не детям, а тому, кто сейчас защитит, а потом добудет. А детей, в случае чего, и новых родить можно.
Ромар, Матхи, Бойша и еще несколько старших мужчин весь день проговорили взаперти; разошлись мрачные.
Таши промаялся целый день, а потом не выдержал – как темнеть начало прокрался к Унике. И вновь она его отругала, словно мать нашкодившего мальца. И даже говорить не стала.
Когда совсем стемнело, и луну сокрыли наплывшие тучи, Бойша повел охотников за частокол. Селению нужна вода, даже если за каждую ее каплю придется заплатить равной мерой крови.
Вернулись лишь под утро, усталые и злые, правда без потерь и с водой; не осмелились карлики нападать в темноте да еще посредь речного русла. Но зато устроили еще один завал из битых тел, отнеся его много выше по течению. За день зараза успела растечься по всем ямам и затончикам, так что теперь воду так просто не достанешь – еще немного, и всей ночи не хватит, чтобы один раз по воду сходить.
Тут уже и самому тугоумному стало ясно – не берегах Великой роду Лара не продержаться.
Когда шли назад, то не только тащили воду, но, выбравшись к роще и не найдя там засады, по приказу Бойши успели нарубить молодых рябин – из них потом в селении сделают длинные ратовища, чтобы можно было на переходе отбиваться от наседающих птиц. Всем понятно: пока царит засуха, до пока Великая не вернет сил и не потечет полноводно, сметая всякую заразу, – до тех пор коротышки будут портить и перенимать стоячую воду. Значит – надо уходить. Двигаясь по труднопроходимому руслу, добраться хотя бы до верхового селения. Там, возле самого леса, с водой всегда было легче.
Оставалось надеяться, что и на сей раз засуха сказалась в верховьях не столь сильно, как в коренной степи. И от диатритов отбиваться всем многолюдством легче будет. Зиму перезимуем – глядишь, и засуха кончится, надеялся народ. На самый крайний случай оставался отход к закатному селению, за Белоструйную. В горы, никакие диатриты не сунутся.