Все Ополчение Хоббитании не выстоит перед ними в открытом бою. У нас нет доспехов, нет копий, нет щитов… Если что-то и найдется, так это по большей части луки да немного мечей. Надо уходить. — Фолко повторил, что, по его мысли, надлежит сделать. — И лучше переоценить опасность, чем недооценить ее, — закончил он.
Тан и Мэр сосредоточенно кивали. На столе стояли нетронутые кружки пива — вернейший признак того, что собеседники забыли обо всем, кроме дела.
— Что ж! — просто сказал Вилло. — На то мы и собрались здесь, чтобы в случае нужды решить за всю Хоббитанию. Я пошлю Слово. Пусть все уходят в леса. И, — он вдруг поник головой, — как же счастлив я буду, если все это окажется лишь невоплотившейся угрозой и над нами будут хохотать все, от мала до велика!
— Я объявлю сбор Ополчения, — пристукнул кулаком Тан. — Второй раз мы не дадим захватить себя врасплох!
Тихая Хоббитания встала на дыбы. Слова Тана и Мэра заставили бросить все дела даже самых ленивых и беспечных. На следующее утро гонцы достигли самых отдаленных уголков, повсюду объявляя тревогу. А в Туккборо мало-помалу стали стекаться хоббиты, мрачные, насупленные, прихватив с собой испытанное охотничье оружие. По плану Фолко, им предстояло скрытно расположиться в лесах Южного Удела и, если разбойники всерьез возьмутся за разорение страны, постараться хоть как-то отплатить им.
— Но сам я полагаю, — говорил Фолко внимательно слушавшим его Мэру и Тану, — что они не станут здесь задерживаться. Грабить у нас что? Утварь наша, одежда им ни к чему. Домами или норами не воспользоваться. Золота у нас отродясь не бывало. Думаю, пронесутся просто коротким путем к Серой Гавани…
— Хорошо бы, — вздохнул Вилло.
Через два дня после приезда Фолко в Туккборо туда же прискакал и дядюшка Паладин. Фолко ощутил внезапную дрожь в коленях, когда Перегрин и Вилло, улыбнувшись, вышли, а в комнату даже не вошел — вбежал очень-очень постаревший Дядюшка. Он стал совсем седым, лицо иссекли невесть откуда взявшиеся морщины, глаза подозрительно поблескивали.
«А-а! Так вот он где, пресловутый бузотер!» — словно наяву услыхал хоббит грозный дядюшкин голос и невольно сжался, словно никогда не слышал ничего страшнее.
— Фолко! Родной мой! — пробормотал вместо этого старик и, всхлипнув, обнял племянника.
Они проговорили всю ночь. Фолко с неутолимой жадностью впитывал самые мелкие подробности житья-бытья Бэкланда за долгие годы его отсутствия.
— А Милисента твоя… — опустил глаза Дядюшка. — Милисента-то, любовь твоя, попечалилась-покручинилась, да и за Крола замуж выскочила… А сейчас, как весть от тебя пришла, вскрикнула, побелела вся — да без чувств хлопнулась. А как в сознание привели — так с того самого времени без передышки рыдает. Сдобкинс-то младший, который письмо привез, как давай расписывать, каким ты героем да красавцем вернулся…
Фолко опустил голову. Милисента… Грусть была какой-то светлой, непонятное, неведомое доселе чувство теснило грудь. Сам того не зная, он давно смирился с этой потерей. И тут с острой печалью вдруг ощутил, что ему, как и Фродо Бэггинсу, не будет покоя в Хоббитании. Перед глазами встали давнишние видения — корабль Морского Народа, прыгающие с него Малыш и Торин… Адамант Хенны… Перьерукие…
— Но теперь ты вернулся, — продолжал Дядюшка. — Теперь-то все на лад пойдет. Народ мы укроем. Лес-то, ой большой, а я уж тряхну стариной, вспомяну тропку до Тома Бомбадила!
— Ты был у Тома? — поразился Фолко.
— Бывал, бывал… когда в твоих годах был. Дом видел, его самого.
Золотнику его… Видеть видел, и он меня заметил, рукой махнул даже — подходи, мол, — да я заробел… Ну ничего. Вспомню молодость! А ты домой поспеши. Как суматоха-то вся эта схлынет — давай уж, вернись, пожалуйста!
Не миновать-стать тебе Хозяином Бэкланда, когда твой черед придет.
— Сначала давай. Дядюшка, с разбойниками покончим, — отговорился Фолко.
Он по-прежнему не мог сказать сородичам всей правды. Не мог сказать, что Дело Запада проиграно и враги уже, наверное, подступают к Аннуминасу и Серой Гавани…
Утром Фолко и гномы уже скакали во главе большой дружины хоббитов на юг. Приказы Тана и Мэра были выполнены — деревни опустели, добро вывезено, скот угнан. Обозы тянулись на восток — к Брендивину, где Брендибэки — небывалое дело! — наводили наплавной мост рядом с паромной переправой.
После целых суток пути отряд достиг границы. Деревня, где распоряжался Том Сдобкинс с пятью десятками молодых хоббитов, походила на крепость — входы и выходы перегорожены рогатками, даже подобия рвов откопаны. Всего в Южный Удел пришли почти пять тысяч ополченцев — куда больше, чем рассчитывал Фолко, никто не остался в стороне.
Фолко спешил, расставляя восторженно глядящих на него стрелков по кустам, перелескам и оврагам. А когда все было готово, небольшой дозор отправился на юг.
Ехать им пришлось недолго. Горизонт подернулся пылью, затем в пыли показались всадники. Прошло еще немного времени — рядом с конными появились пешие.
— Орки, — прищурился Малыш.
Фолко и гномы смотрели на приближающийся вражеский отряд, прикидывая его численность и возможные задачи: смотрели, как и должны смотреть бывалые воины. А вот хоббиты, взятые Фолко с собой, испуганно умолкли, не в силах отвести глаз от приближающихся врагов.
— Ну-ка, друзья, — негромко скомандовал им Фолко. — Не тряситесь так и давайте-ка половина назад. Пусть Тан Перегрин знает, что разбойники уже рядом.
Однако командир вражеского отряда, судя по всему, никуда не спешил и никого не опасался. Конные шли шагом, доспехи были свалены на телегах; лишь несколько вооруженных всадников — верхом на конях и на волках — отделились от отряда и помчались вперед, едва завидев впереди аккуратную изгородь хоббитанской границы. Фолко и гномы прижались к земле, а хоббиты — те, похоже, и дышать перестали.
— Эй, что это еще там такое? — хрипло произнес на Всеобщем Языке один из вражеских всадников, осаживая коня неподалеку от притаившегося дозора.
— Я слыхал — тут земля половинчиков! Помнишь, тот купец болтал? — отозвался другой, похожий на истерлинга.
— Половинчиков? Этих крысят? — прошипел третий — по виду сущий орк, сидевший верхом на злобно косящемся по сторонам волке.
По счастью, ветер тянул на укрывшихся дозорных, и их не учуяли.
— То-то славно! Погуляем, позабавимся!
Истерлинги переглянулись, как показалось Фолко, с неодобрением.
— Вождь сказал идти к эльфийской крепости и не задерживаться здесь, — с холодком в голосе заметил один из воинов.
— Да мы ж далеко впереди! Задержимся на день-другой — кто заметит? Эти ж уродцы — первейшие эльфийские прихвостни, то всякий знает. Выжечь их огнем! А в норах их, глядишь, и мы поселимся.
Истерлинги помолчали, потом тот, кто говорил о приказе Вождя, вновь нарушил тишину: