В одном из окон ближайшего нарядного строения, большей частью пустых и темных, очень уютно и совсем по-мирному мерцал огонек масляной лампадки.
Странное наитие потянуло хоббита зайти.
За длинным столом над раскрытой книгой сидел старик и что-то писал. Он обернулся на легкий скрип двери.
— Теофраст!
— Великие звезды! — всплеснул руками старый хронист, вглядевшись и узнав гостей. — Вот уж воистину удивительные прихоти у всемогущей Судьбы!
* * *
— Я дописываю последние страницы последней своей книги, — говорил друзьям старый хронист. — Повесть о гибели Арнора и Гондора. Как жаль, что она только в одном экземпляре! Но я все равно пишу. Сейчас вы подниметесь к своим местам, а я стану заносить на страницы этой книги все то, что вы рассказали мне. Я уже описал падение Аннуминаса, которое видел сам и чудом при этом спасся. И еще я закончил одну работу…
Он покопался в груде листков.
— Невысоклик Фолко! — торжественно обратился старик к хоббиту. — В свое время ты подарил мне великое счастье, дав прочесть Красную Книгу. Я не хочу остаться в долгу. Все то время, пока вы странствовали, я приводил в порядок известное мне об этом человеке — Олмере из Дэйла. Сейчас это не имеет никакого значения для битвы, но если вам на роду написано уцелеть, то я бы хотел, чтобы вы сохранили эту книгу правды о величайшем завоевателе нашей эпохи. И если он и впрямь сколотит небывалую в истории империю — пусть те, кто, быть может, восстанет против его тирании, прочтут о том, кем он был на самом деле. А конец ты допишешь сам. Если это не удастся сделать мне…
— А где же Сатти, ваша помощница? — вспомнил юную девушку хоббит.
Лицо хрониста исказило острое горе.
— Она ушла… — с трудом проговорил он. — Когда Аннуминас пал, она ушла с отрядом этих разбойников — ушла к Олмеру… Ох, не зря замечал ты ее давние взгляды! Не праздно, видать, она на него поглядывала… Насилу я успел книги в подпол покидать да плитой закрыть. Надеюсь, огню до них не добраться, — спешил свернуть с мучительной для него темы хронист.
«Что же будет теперь с нами, со всем Западом? — не зная сна, ворочался на неказистой своей постели хоббит. — Неужели конец? Похоже, ох как похоже… Где теперь обороняться? Где еще один рубеж? Нет, Фолко Брендибэк, сын Хэмфаста, не обманывай себя. Запада нет боле, и эти стены — последние. Иных тебе уже не защищать. — Горечь щемила сердце, он глухо застонал, вспомнив, как близок от него был Олмер. — Все, что требовалось, — метнуть нож! Никуда бы он не успел уклониться. Сила эта, что от молнии браслета его спасла, — вряд ли она его от самого обыкновенного ножичка бы сохранила. Она такие небось и не чуяла вовсе. Санделло, конечно, проткнул бы ему тогда шею — но какая разница? Если враги ворвутся сюда, очень возможно, что горбун-таки пронзит ему эту самую шею. И что он выгадал?
Трус! Трус! Куда тебе до хоббитов Четверки! Фродо шел на смерть — и умер бы, кабы не орлы. А ты все рассчитывал подороже себя продать, вот и додорожился».
* * *
Над Серой Гаванью стояли тучи — небывалые, непроглядные. Враги нависали теперь не только с суши — армия Вождя окружила крепость к вечеру третьего дня, как до нее добрались хоббит и гномы — флотилия Морского Народа перекрывала пути отхода на Заокраинный Запад. Кэрдан не мог отправлять корабли поодиночке, а его мастера спешно доканчивали недостающие, чтобы вместить всех эльфов, скопившихся к тому времени в крепости.
Никто не знал, о чем вели речь Кэрдан и Барахир при встречах. Эльфы тоже оказались в ловушке — им предстояло схватиться с врагом на море.
Олмер должен был спешить — однако, вопреки всему, он не торопился, спокойно подтягивая войска и размещая их вокруг неприступных стен города.
А тучи над крепостью, раз сгустившись, уже не расходились, и день почти не отличался от ночи. На равнине горели бесчисленные костры вражьих лагерей; в море, перегораживая выход из бухты, застыли хищные «драконы» — и на одном из них Фолко разглядел цвета Скиллудра.
* * *
Боевые рога грянули на четвертый день — когда сумрак сгустился так, что на стенах пришлось зажечь факелы. Сплошная пелена иссиня-черных туч неподвижно нависала над серебристым городом; тонко завывал ветер в острых шпилях — и сотни ног топали по камням, разбегаясь на места.
Фолко припал к бойнице — через равнину, едва видимые в сером полумраке, ползли три смутных громады, высотой даже больше крепостных стен. В промежутках между ними угадывались бесчисленные ряды пешего войска. Когда враги приблизились, стало ясно, что они тащат с собой три исполинских боевых башни и два низких, приземистых тарана.
Друзья переглянулись. Торин мрачно и криво усмехнулся, Малыш кусал губу, даже эльфы как-то потускнели и осунулись. На лицах прочих бойцов, стоявших рядом с хоббитом, тоже читались отчаяние и смертельная усталость.
Не отрываясь, они смотрели на приближающееся к ним темное море врагов.
В нескольких полетах стрелы воины Олмера остановились, вперед продолжали ползти только тараны и осадные башни.
— Интересно, как они переберутся через ров? — услыхал хоббит бормотание Торина.
Даже сейчас гном оставался верен себе — сам строитель, он на практике проверял идеи своих сородичей, вложенные в эту крепость.
Защитники Серой Гавани не стали тратить стрел, не приняли состязания в меткости, предложенного засевшими в осадных башнях лучниками Вождя; на черной поверхности башен бойницы были едва различимы. Оборонявшиеся ждали.
— Ну и везет же нам! — всплеснул руками Малыш, когда всем стало ясно, что два из трех осадных чудовищ Олмера нацеливаются прямиком на их кусок стены — ближайший по правую руку от ворот города.
Однако, против ожидания, это лишь встряхнуло воинов. В их глазах читалась лишь свирепая решимость, все остатки неуверенности и растерянности исчезли без следа.
— Стрелы паклей обматывай! — передали по цепи приказ начальника ближайшей городской башни, где они ночевали.
На стенах стояли медные котлы с маслом; Фолко поспешно накрутил мягкое верево на древко и, макнув в чан, поднес к ближайшему факелу — стрела полыхнула, и спустя секунду огненный шар намертво прилепился к поверхности подошедшей уже совсем близко осадной башни.
За хоббитом зажигательные стрелы метнули и другие защитники стен; надвигающаяся громада стала подобна праздничной новогодней елке — только упрямо не хотела загораться.
— Обита сырыми шкурами! — крикнул кто-то, первым разобравшийся в происходящем.
Фолко прищурился. Дул сильный ветер, относивший стрелы в сторону, поэтому хоббит целился необычно долго; зато его стрела, оставляя за собой шлейф огненно-рыжих искр, исчезла в одной из бойниц вражеского сооружения.
— Затопчут, там — затопчут, — бормотал Торин, в свою очередь всаживая арбалетную стрелу в провал бойницы.