Впрочем, против ожидания, на Фолко это почти не подействовало. Он просто прибавил ко многим негласным правилам, которых приходилось придерживаться в этом походе, еще одно, не принимая его близко к сердцу.
Прошло то время, когда его могли повергнуть в страх какие-то, смешно теперь и вспоминать, туманные слухи…
Колеса скрипели, продолжая свою всегдашнюю работу. Друзей ждало Средиземье, ждал Отон.
— А и метет же здесь, — проворчал Торин, безуспешно пытаясь поплотнее закутаться в свой старый, видавший виды дорожный плащ. Вьюга свирепствовала вовсю, швыряя в спину крупные горсти жесткого снега и едва не гася небольшой костерок, который им с трудом удавалось поддерживать на этом ветру.
— Да и пива, ручаюсь, не сыщешь ближе, чем за полтысячи лиг! — хлюпая носом, прогнусавил Малыш — который уже день его мучил жестокий насморк. — Эх, говорил ведь я вам — идем в Айбор! Не послушались…
— Опять скулишь? — рыкнул Торин, однако внезапный порыв ветра бросил ему в лицо пригоршню колючего снега, он поперхнулся и умолк.
— Тут заскулишь, — не унимался Малыш. — Лезем, сами не знаем куда!
Олмера как не было, так и нет, и появится ли он возле этого Дома Высокого — одному Дьюрину ведомо! Сколько еще будем скитаться?
— Сколько надо, — буркнул в ответ Фолко, — но, чувствую, уже недолго.
Хоббит сидел, низко подвернув капюшон, спиной к пронизывающему ветру, и своим дыханием пытался отогреть стынущие руки. Над Средиземьем лютовал декабрь, оказавшийся здесь, далеко на Востоке, куда как свирепее и морознее, чем в уютной Хоббитании, хотя по звездам выходило, что сейчас друзья были даже южнее Бэкланда. Неделю за неделей после встречи с Черными Гномами отряд Отона пробирался на восток, одолевая холмы и болота, леса и пустоши, реки и горные отроги. Они приближались к Баррскому Хребту; где-то впереди находился Черный Замок — ключ к переправе через великую реку Востока, Хоар. Откуда их путь лежал на север — прямо к укромной долине, где среди зачарованных скал брала свое начало Тропа Соцветий.
В этой дороге они преизрядно хлебнули лиха. Прекрасные видения больше не посещали хоббита, а свое умение вызывать их по собственному желанию он не пускал в ход. Все это стало странно далеким, холодным, чужим.
Несокрушимым бастионом стояло в золотом величии Заморье; озаренный дивным светом Валинор словно забыл о бедах и тревогах Средиземья; Фолко все реже и реже обращался к нему в своих мыслях. Он был накрепко привязан к делам Смертных Земель и, размышляя вечерами у костра, не раз говорил себе, что никогда бы не ушел на Заокраинный Запад, будь он на месте Бильбо, Фродо или Сэма.
«Что они делают там? — спрашивал себя Фолко, каждый раз оставаясь без ответа. — К чему там знания, к чему все, если не в твоей власти изменить даже малую малость в этом застывшем Раю? Да, правы Авари — свой Свет всегда лучше Света дареного…»
Его мысли нарушил приход посыльного от Отона — предводитель отряда звал хоббита к себе.
За время, проведенное в походе после столкновения с Черными Гномами, Фолко привык к этим вызовам. Ему странно было признаться в этом даже самому себе, но где-то в глубине души он испытывал нечто вроде приязни к суровому воину с редким, прямо-таки детским вниманием и жадностью слушавшему бесконечные истории, рассказываемые хоббитом из прочитанного и услышанного. Отона интересовало все — возникновение Королевства Арды и Изгнание Мелкора, Гибель светоносных Дерев и Укрепление Валинора, и Исход Нолдора… — все, касающееся Первой, Второй и Третьей Эпох. Он забрасывал Фолко вопросами, стараясь докопаться до самых глубинных причин того или иного события; особенно часто он просил пересказывать печальную быль о черной судьбе Тьюрина Турамбара, совершившего великие подвиги, убившего исполинского Глаурунга, лучшего дракона из стаи Моргота, но в конце концов по неведению ставшего мужем собственной сестры и в ужасе от содеянного бросившегося на свой обнаженный меч.
«Вот это воин! — с восхищением говорил Отон. — Он нравится мне куда больше, чем этот выскочка Берен. Берен без волшебства Лютиэн не ступил бы ни шагу. Тьюрин — другое дело! Пусть ошибался — но каков боец!»
Много расспрашивал Отон и о Нуменоре; и, когда он услышал эту историю, то долго сидел, потупившись в мрачном раздумье.
И Фолко не видел в Отоне сперва привидевшейся ему потаенной черноты.
Бывалый воин, Отон почувствовал в только начинавшем тогда Олмере большую силу и пошел за ним, твердо веруя, что наконец-то встретил того, кто создаст новое царство, и, по правде говоря, не слишком прислушивался к тому, что тот говорил о великой войне с эльфами. Он любил своего Вождя, смелого, дерзкого, удачливого, любил его властную, подчиняющую себе обстоятельства волю — и шел за Олмером, однако мало-помалу в окружение Вождя проникали все новые и новые люди. «А из стариков остались только я да Берель…», и Фолко понял, что Отон, несмотря ни на что, в глубине души уязвлен незначительностью отданных под его начало сил; в бытность свою воином Приозерного Королевства ему случалось водить многотысячные дружины.
Отон много расспрашивал и о Черных Гномах — обо всем, увиденном хоббитом в недрах загадочной горы; конечно, прежде всего его интересовало, не выйдут ли в решающий момент хозяева Подземелья на поверхность, чтобы склонить чашу весов войны на ту или другую сторону; Фолко стоило немалых трудов уклониться от ответа.
И ни разу после столкновения с Ночной Хозяйкой не видел Фолко, чтобы Отон пользовался Талисманом Олмера. Загадочное и зловещее Кольцо он спрятал куда-то подальше; то ли подействовали рассказы хоббита, то ли пока довольствовался силами, отпущенными ему природой.
Обычно Отон был очень осторожен в разговорах; половинчик оставался тайным лазутчиком, очень много знающим и состоящим с Вождем в каких-то неясных отношениях; подозревая особую преданность хоббита Олмеру, Отон долго ничего не рассказывал сам; только в последнем их разговоре у него прорвались горькие слова: «Ох, меняется Вождь, и странно меняется, помяни мои слова, половинчик, я знаю его очень давно…»
Они подошли к походному шатру Отона. Посыльный откинул тяжелый полог, и Фолко поспешно шагнул внутрь, где не мело, где тлели угли в жаровне и где наверняка его ждал добрый глоток терпкого красного гондорского, от которого перестают неметь пальцы и холод на время ослабляет свою когтистую хватку.
Предводитель отряда встретил иззябшего хоббита долгожданным рогом вина и предложением выкурить трубочку в тепле. Отон сам, несмотря на бури и метели, редко пользовался своим удобным шатром, отдавая его отрядному лекарю, пользовавшему искусанных морозом; Отон приходил сюда, лишь когда держал совет с десятниками или когда говорил с хоббитом.
И сегодня он внезапно заговорил с Фолко на совершенно неожиданную тему — о нынешних эльфах. Не об их героическом прошлом, а о настоящем, против которого и восстал Вождь.