— Вот ведь оно как получилось, друзья… Те, кто шел с Олмером, собрали немало добычи… Они сейчас верховодят в Умбаре. Мне с ними не по дороге. Так что, думаю, войско мы наберем легко. Вот только зачем королю эта война?
Фарнаку хоббит и гномы могли сказать все же больше, чем молодому Хьярриди.
— Так, так, так… — Кормчий покряхтел. — Понятно… Тут скорее не землю приобретешь, а к Морскому Отцу отправишься: с истерлингами тягаться — будь готов, что полдружины положишь. Да и королевское слово… Как бы не стал Эодрейд… гм… беспокойным соседом. Не ровен час, нашими руками уберет пришельцев из Энедвэйта, захватит Тарбад, а потом и мы ему мешать станем. Не хотел бы я против его конницы драться… Разве что хирд в союзниках имея!.. Но и отказать Эодрейду — как? Он один нас поддерживает, пошлины его низки, а товары хороши, их наверняка продать можно — хоть истерлингам тем же. Но почему ему вообще вступила в голову такая мысль? Я его знал как воина чести…
Друзья переглянулись. Нет, о своих догадках говорить Фарнаку было рано.
Пока рано.
— Сами не знаем, — развел руками Малыш, — но дело свое посольское делаем. Хотя нам все это не по нутру.
Фарнак только и покачал головой.
— Уж больно кусок лаком, — признался он со вздохом. — Верно Хьярриди сказал — тут и десять тысяч воинов легко набрать можно. И все-таки с такими силами войну против Терлинга затевать — проще самому зарезаться. Он же легко сто тысяч выставит! А Тарбад показал — командовать его воеводы умеют. Их с налету не возьмешь! Да, не было печали…
— Только нам все равно надо в Умбар, — как бы вскользь заметил Фолко. — У нас там одно очень важное дело.
— Ну, дело так дело. Мне-то что? По старой дружбе отвезу бесплатно.
— Послы короля Эодрейда не могут плыть так. — Торин вытащил из-за пазухи увесистый кошель. — Если сам не возьмешь — пусть твои молодцы угостятся как следует!
— Себе и впрямь не возьму. — Фарнак потемнел лицом. — Но братия моя гульнет, конечно, с преизлихом… — Он взвесил кошель на ладони. — Хорошо!
Как там еще с походом получится, даже Морской Отец не ведает, а раз вам в Умбар — я отваливать велю, как только вы вернетесь. Пока до устья, да там перегружать… Время и пройдет.
Хьярриди и Фарнак отправились к себе на судно; Фолко, Торин и Малыш решили в последний раз наполнить прощальную чашу.
В углу внезапно послышался шорох.
— Крысы! — завопил Малыш. Этих тварей Маленький Гном терпеть не мог.
Недолго думая, он со всей силы швырнул туда только что опустошенную деревянную кружку.
В углу ойкнуло.
— Мастер Холбутла! — послышался робкий голосок. Из дальнего, полутемного угла внезапно выступила невысокая, очень тонкая фигурка, чью хрупкость не мог скрыть даже свисавший до земли бесформенный грубый плащ.
Фолко так и подпрыгнул:
— Эовин! Силы земные, что ты здесь делаешь?!
— От те на! — остолбенел Малыш. — Не зашиб я тебя?
— Да нет вроде… — раздалось в ответ.
Девушка стояла, сцепив руки так, что пальцы побелели. Под распахнувшимся плащом виднелась обычная одежда молодого всадника, на тонком поясе — кинжал, за плечами — небольшой охотничий лук.
Щеки девчонки пылали.
— Я хотела… я думала… — пролепетала она и, словно устыдившись этого лепета, гордо вскинула голову. — Возьмите меня с собой! — выпалила она одним духом.
Малыш впервые в жизни поперхнулся пивом.
— Тебя?.. С собой?.. — Фолко растерянно глядел на Эовин. — Куда?
— Куда угодно. — Она покраснела. — Куда угодно, хоть на край света… не могу я больше сидеть за крепостными стенами! Имя, которое я ношу… нет сил… Я тоже хочу стать воительницей! — пылко закончила девушка.
— Что ж, нам теперь плестись обратно в Хорнбург? — как бы невзначай поинтересовался Малыш.
— Зачем? — удивился Торин. — Она из дома сбежала! Сдадим роханскому сотнику. Пусть отправит к родным, чтобы как следует выпороли!
— Я Эовин, дочь Эотара, — глаза девушки сверкнули, — и я ни перед кем не держу ответ! Мои родители погибли, а сестра выходит замуж. Не хочу я племянников нянчить! Я с оружием умею обращаться, раны врачевать…
— Пироги печь… — проворчал хоббит.
Эовин покраснела еще гуще.
— Да, и пироги! — Голос ее зазвенел от чудом сдерживаемых слез. — Потому что без пирогов хуже, чем с ними!..
Гномы усмехнулись.
— Возьмите… — жалобно протянула Эовин, вновь теряя свой воинственный вид. — Возьмите, я вам пригожусь…
— А если тебя убьют, что мне делать? — сердито нахмурился Фолко. — Совсем у тебя, верно, в голове помутилось! Там, куда мы направляемся, тебе ну совершенно делать нечего!
— А ну как найдется? Вспомните меня, да поздно будет!
— Да уж найдем, как без тебя справиться! — язвительно отрезал хоббит. — Все, разговор закончен. Малыш! Ты там роханский патруль не видишь?..
— Я все равно за вами пойду! — Эовин стиснула кулачки.
— Девчонка!.. — Фолко уже терял терпение, и тут Торин вдруг слегка тронул разошедшегося друга за рукав.
— Она ж влюблена в тебя по уши, — прошептал гном на ухо хоббиту. — А коли так — дело серьезное. Роханских дев не знаешь? В реку бросится, утопится, к хазгам в лапы попадет, а от своего не отступится!
Гномы к делам сердечным всегда относились с небывалой серьезностью, делая в жизни один-единственный выбор — или не делая его вообще. И в их глазах мешать кому-то в подобном значило тяжко согрешить против установлений Махала. С точки зрения Торина, Фолко уже сейчас поступал против совести.
Хоббит оторопело уставился на Торина, чувствуя, что вот-вот лишится рассудка.
— Это судьба, — кивнул Малыш, очень, очень, очень серьезный Малыш, каким Фолко не видел его с самой Серой Гавани.
— Да вы что? — У хоббита округлились глаза. — Взять с собой… туда… эту девчонку?! Да Эодрейд прикажет нас повесить за… за… она ж малолетка совсем!
— Я уже могу повязать волосы платом замужества! — Эовин гордо задрала нос.
Это было правдой — в обезлюдевшем Рохане теперь выходили замуж и женились рано.
Гномы молча смотрели на Фолко, а он на гномов. Молчаливая игра «кто кого переглядит» продолжалась довольно долго.
— Куда двое, туда и третий, брат хоббит, — нарушил молчание Торин.
— Так, значит, я с вами? — выдохнула девушка.
Фолко медленно кивнул, чувствуя, что подписывает себе приговор.
Эовин, взвизгнув, подскочила, захлопав в ладоши.
— Если Фарнак не возьмет ее на борт, я не виноват, — с последней надеждой в голосе пробормотал хоббит.