И большой хирд, и оба малых оказались под перекрестным обстрелом. Марк своими глазами видел, как в хирде падали бойцы – стрелы находили-таки щель или слабое сочленение доспеха. Все уже ясно – бой выигран имперцам. Именно выигран, а не вырван великими потерями и кровью.
– Драгнир… Драгнир… Драгнир… – внезапно пронеслось над полем. – Драгнир…
В самой середине большого хирда что-то засверкало, и легат успел еще подумать, что кто-то из гномов подставил под солнечный луч обитый металлом и отполированный до блеска щит, – когда гномы внезапно швырнули шиты наземь. Хирд развалился, лавина закованных в латы гномов бросилась к частоколу, в один миг заполнила ров и полезла вверх, словно вода весеннего половодья. Замелькали топоры и алебарды защитников; удар за ударом попадал по шлемам, наплечникам, хауберкам, однако гномы бились словно заколдованные. Немногие из них падали, срываясь и скатываясь вниз, под ноги наступавшим – их топтали так же равнодушно, как бревна. Замелькали короткие мечи гномов; кое-где, где места оказалось больше, легат увидел сверкающие взмахи секир.
Ополчение взвыло, словно громадный, смертельно раненный зверь. Кое-кто, бросая оружие, уже ринулся искать спасения в бегстве; другие сражались, но их линия была прорвана сразу в десятке мест.
Наступило то, что ученые мужи в серьезных трактатах называют «кризисом боя». Однако имперцы пока еще отнюдь не были разбиты. Три когорты резерва, два почти полных легиона за спинами гномов в поле – легат скомандовал общую атаку. Его собственная охрана была вынуждена сомкнуть ряды – десятка полтора гномов, с головы до ног покрытых кровью (словно они рвали тела своих врагов голыми руками), заметив имперский штандарт с василиском, завопили что-то на своем непроизносимом наречии и, размахивая секирами (копья во множестве валялись по обе стороны частокола), ринулись на них.
Вокруг легата стояло почти пятьдесят бывалых и надежных триариев, ветеранов, не боящихся никого в целом свете; они встретили гномий натиск пилумами, однако подземные воители, казалось, все поголовно обратились в берсерков. Один, хохоча, ринулся прямо на наставленные пилумы – его броня отразила три, четвертый вошел точно под наплечную пластину, однако гном, несмотря на брызжущую из-под доспеха кровь, одним ударом снес голову своему убийце и еще успел, прежде чем его оглушили боевым молотом, зарубить двоих.
Легат не привык бегать от опасностей. Привычно бросил на лицо забрало, привычно поднял тяжелый чекан – специально, чтобы пробивать мощную броню; шагнул вперед, закрывая собой прореху в строю; отвел щитом молодецкий взмах секиры, четко и холодно ударил острым, чуть загнутым клювом оружия в налитый ненавистью белесый глаз в глубине шлема; заученно выдернул чекан и запоздало успел еще удивиться, почему его враг не падает…
А враг с пробитой глазницей тем не менее успел один раз махнуть секирой.
Гном и легат упали друг на друга. Их кровь смешалась, неразличимая, красная, как и у всех дышащих этим воздухом существ.
…Когда легионы ударили, часть гномов уже успела зацепиться за частокол. Другая же, большая, не обращая внимания на разбегавшихся в разные стороны ополченцев, вновь сжалась в два стальных кулака. Два хирда двинулись с боков на штурмующие частокол когорты, а над полем, перекрывая брань, проклятия и смертные стоны, вновь повис странный клич-призыв:
– Драгнир… Драгнир… Драгнир…
И теперь уже никакая сила не могла прорвать ряды подземных воителей. Когорты накатились и отступили – длинные копья разили без промаха. Имперское знамя с василиском рухнуло, какой-то гном содрал тяжелую ткань с древка, что-то завопил, размахивая полотнищем над головой, швырнул его через частокол…
Ясно было, что командовать имперцами больше некому.
Строй легионов сломался. Часть когорт отчаянно пыталась вырваться из ловушки – они оказались между частоколом и наступавшими с боков гномьими отрядами. Пики хирда разили без промаха; из-за частокола гномы стреляли из трофейных арбалетов, в изобилии брошенных ополченцами, и сбивали секирами пытавшихся взобраться на него, С трудом отбиваясь от наседавших гномов, теряя и теряя людей, легионы отступали к лесу. Их по-прежнему было куда больше, чем подземных воителей, однако хирды вцепились в своего растерянного противника, точно терьер в горло лисице. Раз за разом хирд раскалывал строй манипул... и только малое число гномов и то, что они не могли сомкнуть кольцо, уберегло легионы от полного и поголовного уничтожения.
Иные когорты прорывались, сжав ряды так же плотно, как хирд, и выставив вперед двойную стену щитов; иные рассыпались, давая легионерам возможность спасаться самим – за одиночками хирд не гонялся.
К полудню бой стих. Поле осталось за гномами. На истоптанном снегу быстро застывала кровь почти десяти тысяч убитых хумансов. Каменный Престол мог быть доволен.
Путь в глубь Империи был открыт.
И вес это ценой жизнен лишь двух сотен бойцов.
Тяжело дыша, Клара Хюммель опустилась на траву. Крошечный островок однотонно-фиолетовых кустов, лиан и трав, неярко и умиротворенно светясь, плавал в океане мрака, где то и дело вспыхивали голубоватые молнии; иногда во тьме проплывали голубые шары, и тогда островок заливал нестерпимый жар, от которого не спасали никакие заклятья.
Межреальность сошла с ума. Привычные тропы закручивались гибельными спиралями, что оканчивались жадно разинутыми пастями пустопрыгов – за этот поход Клара встретила их больше, чем за всю долгую жизнь боевого мага. Оно и понятно – этим тварям все равно, что жрать – живую плоть или размолотые останки целого мира. Счастье еще, что пустопрыги в общем-то даже не слишком живые и всегда очень малоподвижные сущности. Однако здесь их собралось что-то многовато.
Остальное обстояло не лучше. Все известные чудища Междумирья, казалось, сочли своим долгом выразить Кларе и ее команде свое почтение. Иных можно было убить простой сталью, иных – только зачарованной, третьих – чарами, четвертых же убить было невозможно в принципе. Таким Клара и Эвис отводили глаза, пока валькирия Райна, Эгмонт и Мелвилл отбивались от мелкой нечисти.
Они потеряли счет времени. В Межреальности, где нет ни дня, ни ночи, ни рассвета, ни заката, где не светят звезды и на воде не играет лунный отблеск, единственным поводырем (когда идешь вне троп) служит только чутье мага. Здесь, в промежутке между мирами, вверх» и «низ» постоянно меняются местами – хорошо еще, что есть такие вот островки, облюбованные живущими тут созданиями из тех, что предпочитают плоти магов другую пищу.
Рядом болезненно охнула Эвис. Молодая волшебница уже несколько раз пыталась затянуть глубокий порез, оставленный рубящим крылом какой-то темной твари. Клара о таких никогда ничего не слышала – впрочем, за время этого похода она уже успела убедиться, что бестиарий Междумирья куда обширнее и неприятнее, чем утверждали книги, в том числе даже книги из библиотеки Архимага Игнациуса.