Он глубоко вдохнул. И начал медленно плести заклятье Возвращения Домой. То, что имелось у него наготове, Фесс потратил, убираясь из императорского дворца с развороченным плечом после встречи с адептами Радуги. Нового заклинания он заранее составить так и не удосужился.
Он чувствовал Долину. Ее ласковое нежаркое солнце, ее всегда умеренный, приносящий прохладу ветерок. Зеркальную гладь озера, по поверхности которого, упражняясь в умении держать воду, ходили, аки по суху, молодые волшебники и волшебницы. Он словно наяву увидел крыши домов, высоко взнесенный венец на доме тетушки Аглаи, он вплел в свое заклятие детские воспоминания и радость возвращения домой.
И когда все было готово – мысленно произнес ключевое слово.
Тело охватила мгновенная быстрая дрожь, мир померк в глазах... однако миг спустя прояснился вновь. Над Фессом смыкался все тот же свод все того же подземелья, И, ядовито усмехаясь ржавыми разводами, глумливо таращилась на него железная, запирающая вход дверь.
Заклятие не сработало.
Фесс вмиг покрылся холодным потом. Кряхтенье и уханье ползущего наверх страшилища вдруг показались очень и очень близкими – словно монстру оставалось одолеть не более двух-трех витков, Он допустил ошибку? Не может быть, заклятье Возврата – одно из самых фундаментальных, он не смог бы забыть, не смог бы перепутать ни одной его петельки – это первое, чему учат молодых магов в Академии, учат с самого первого дня. Сколько раз ему приходилось пускать в ход это чародейство – и оно ни разу не подводило его. Так что же случилось? Быть может, из-за этой твари ему не удастся разорвать путы этого мира? Быть может, это оно?..
«Конечно же, – поспешно сказал себе Фесс, лихорадочными движениями стирая пот со лба. – Конечно. Как я мог забыть! Зверь, питающийся магией. Ничего иного и быть не могло. Значит, придется драться… Или – неведомо как, но открыть эту проклятую дверь!»
Он прижался к холодному железу, точно к груди так и не появившейся у него возлюбленной. Нестерпимый страх обострил все чувства – ну конечно же, тупица, как он сразу не догадался! Дверь защищена еще и специальным заклятием... только... только вот не против открывания. Отпорный барьер – да, именно так, чтобы бестия, сумей она вырваться из саркофага, не смогла бы выбраться на поверхность.
И все-таки почему нельзя было замуровать этот подземный ужас наглухо?..
Фесс с размаху ударил острием глефы в каменный полоток, присовокупив к удару несложное заклятье Разлома. По своду побежали трещины. Он ударил вновь – с силой отчаяния. На голову ему посыпался мелкий каменный сор. «Если я успею прорубиться к механизму, прежде чем эта тварь доберется до меня…»
Он долбил и терзал каменную кладку, словно оголодавший волк, который, не в силах насытиться, все рвет и рвет брюхо уже заваленной добычи. Закаленное лезвие глефы окуталось искрами; каждое заклятье, казалось, вытягивало из Фесса последние жилы. Однако дело двигалось – в своде появилась глубокая выбоина. Еще немного, еще чуть-чуть – и он доберется до механизма…
А скрипы и глухой рык все ближе, ближе, ближе…
Фесс работал как одержимый. Еще один удар... еще… И до самого последнего мига, когда из-за изгиба стены начала выдвигаться черная туша и навалился обессиливающий, убивающий волю страх, Фесс верил, что ему все-таки удастся прорубить каменную преграду.
* * *
– Быстрее, Кицум, – мертвым голосом произнесла Агата, сидя на козлах рядом со старым клоуном. – Быстрее, еще быстрее!
– Куда уж скорее-то, Сеамни, и так ровно на пожар летим, – недовольно буркнул в ответ старик. – Конечно, будь моя воля – еще бы и не так поднажал, да вот только конягам не выдержать. Может, ты на них какое-нибудь заклятье наложишь?
Агата только покачала головой. И этого оказалось достаточно – похоже, все в бывшем цирке господ Онфима уверовали в то, что она на редкость могучая колдунья, невесть откуда вдруг обретшая Силу. Спорить не дерзал никто. Даже Кицум, относившийся к Дану без льстивого, круто замешенного на страхе и потаенной ненависти подобострастия.
– Ну, попробуем… Эгей, н-но, залетные! – Он щелкнул а воздухе кнутом.
Агата привалилась к нему плечом, обеими руками прижимая к груди завернутый в тряпицы Деревянный Меч.
Сознание привычно поплыло, утопая в ласковом золотистом свете. «Скорее, скорее! Скорее, дорога, скорее, колеса, кони, копыта! Все, что может ускориться, – скорее! Нам нельзя мешкать. Последний отряд Дану уже покинул болотное укрывище. Я встречу их на границе Империи... а потом мы покажем им всем, что такое ярость и гнев Дану. Мы сожжем все, не оставив даже пепла…»
Из золотого свечения медленно выплывали смутные очертания невысоких гор, в укромных долинах меж ними блестели многочисленные росчерки рек. От воды поднимался густой, плотный туман, он окутывал кроны необычных, никогда не виданных Агатой деревьев с широкими, точно у орочьих ятаганов, листьями и мохнатыми, словно медвежья шкура, стволами. Агата видела и обширные, покрытые густой травой просторы болот, где черная вода блестела, словно бесчисленные глазки выглядывающего из-под мохового одеяла любопытного великана.
А потом Дану увидела цепочку шагавших через топь воинов. Или... о нет, не только воинов. Шли и женщины, многие несли за спинами увязанных в широкие шали детишек. Высокие, стройные, черноволосые…
Дану. Сердце Агаты едва не разорвалось от боли. Очень захотелось плакать. Деревянный Меч послушно исполнял ее самые потаенные желания – и сейчас показывал ее соотечественников, взявших в руки оружие по ее зову.
Цепочка Дану приближалась. Их было совсем немного, едва ли больше полутора сотен, считая и детей-подростков. Тем не менее все были вооружены. Доспехи были ухожены и начищены так, словно воинам предстоял царский смотр, а недолгий, изнурительный поход через враждебные земли хумансов к рубежам ненавистной Империи.
Вскоре Агата уже смогла различить лица. Ей казалось, она узнает их – из самых глубин памяти всплывали давние, еще детские, казалось бы, напрочь забытые воспоминания.
Вот гордый Седрик, один из приближенных самого короля Глеориса. За спиной – длинный лук, колчан с пучком стрел. Тонкий и длинный меч на поясе. Воин, вышедший в поход, – вот только почему у него такие странные глаза?
Яркие-яркие, без зрачков, заполненные одним только золотистым отсветом Деревянного Меча…
И сразу же отчего-то вспомнилась где-то, когда-то, может, в иной жизни виденная картина – шестеро фигур, бредущих по заваленному мертвыми телами полю, и белый огонь, что полнит их глаза. Они уже побеждены, они потеряли все, кроме жизни, но все еще надеются вернуться, еще надеются отомстить…
Они никогда не отомстят. За них это сделают другие.
И все остальные Дану в видении Агаты предстали такими же. Они шли молча, не глядя под ноги – но ни один ни разу не споткнулся. Вскинутые лица и горящие глаза. Последняя армия Дану, идущая на зов Деревянного Меча.