– Где он? – рявкнул в ответ враг. – Где твой сын?!
Сын? Разве у нее был еще и братишка? – мимоходом удивилась девочка. Она никогда ни о чем подобном и слыхом не слыхивала.
Мама ничего не ответила. Просто слепо ринулась прямо на врага. Девочку окатила волна сухого палящего жара, вокруг мамы заклубилось голубое пламя, она начала произносить какие-то слова – дом заходил ходуном от высвобождаемой силы.
Девочка скорчилась в уголке, не выпуская куклы.
Враг не отступил, он взмахнул посохом – и голубое пламя столкнулось с черными тучами, рванувшимися из-под его внезапно взметнувшегося к самому потолку, развевающегося плаща.
Мама пошатнулась, но устояла. Слова заклятья одно за другим срывались с ее губ, и голубое пламя мало-помалу начало складываться в гротескные контуры какого-то сказочного зверя.
«Держись!» – услыхала девочка. Так и есть – на подмогу подоспел дедушка.
Враг отступил на шаг. Hа по его лицу внезапно потекла темная кровь – но тьма все сгущалась и сгущалась, голубые клинки взли и тонули в топкой черноте, словно неосторожный путник в зыбучих песках.
Краем глаза девочка увидела дедушка – его седые волосы развевались, словно под сильным ветром. Что он сделал – девочка в первый миг не поняла, но весь правый бок врага словно бы взорвался изнутри, полетели обрывки одежды, кровь брызнула на пол; враг коротко застонал и отступил еще на шаг.
Hу, давайте, скорее, скорее, сейчас, вот сейчас!..
Враг глухо зарычал, черный посох описал дугу, круша голубые копья, направленные ему в сердце; одним движением он очутился рядом с мамой; правая рука его бессильно висела, однако – круша и ломая сотканные из голубого огня щиты, острие черного посоха ударило маме в грудь и окровавленный наконечник высунулся у нее из спины.
Точно так же, как и у дяди…
Девочка не закричала, она не в силах была даже мигнуть. Она видела, как мама медленно падает набок, а окровавленный враг уже поворачивается к дедушке, черное копье отшибает в сторону поднявшийся для защиты огненный меч, и тяжелое навершие посоха ударяет дедушку в висок…
Передняя дверь наконец рухнула, в комнате неслышно возникла серая тень.
– Вы ранены, мастер? – услыхала девочка странный шипящий голос.
– Да– – едва слышно отозвался враг. Он едва стоял, опираясь на посох. Голова его, казалось, едва держится на плечах.
– Мастер! – теперь девочка смогла рассмотретьнового пришельца. Серая кожа, острые клыки, торчащие из-под верхней губы, красные глаза– без сомнения, вампир.
– Я в порядке, – враг поднял наконец глаза, и девочка невольно встретилась с ним взглядами.
Ее словно окунули в ледяную воду. Такая ненависть была в этом взгляде, такая жажда крови, такое… такие… у нее не хватало слов описать все то, что она ощутила в то мгновение.
– Девчонка! – вдруг услыхала она. Враг выронил посох, схватившись за голову здоровой рукой. …Девчонка, пацанка… девчонка… не парень… не парень…
Hе выразить и не описать словами провучавшее в его голосе разочарование. Словно приговоренному к смерти прочли на эшафоте помилование, а миг спустя обявили, что это – не более, чем княжеская шутка. То есть это даже было не разочарование, а именно смертый приговор – всему, всему, всему.
Девочка ощутила, как тряпичная кукла у нее на груди ожила и попыталась как можно теснее прижаться к хозяйке.
– Смотрите, мастер, – вдруг сказал вампир, указывая на ожившую куколку.
Враг не ответил, неотрывно смотрел на девочку и ее начинало трясти все сильнее. Она знала, что такое смерть, и отчего-то сейчас очень-очень захотелось убежать именно туда… где ее не достанет уже никто и никогда. И где она встретит маму с дедушкой.
– Да… – внезапно выдохнул враг. И шагнул вперед.
– Вы думаете, она сгодится, мастер? – обеспокоенно спросил вампир. Враг вновь ничего не ответил. Склонился на дрожащей девочкой, размахнулся и со всей силы влепил ей звонкую пощечину, от которой она кубарем покатилась по полу.
– Посмотри вокруг, червяк, – услыхала она глумливый голос врага, в котором не слышалось и следа боли. – Я сделал это с твоей матерью и дедом. Могу сделать и с тобой. И сделаю, если ты еще раз окажешься у меня на пути. Твое счастье, мне нужен был мальчишка… так что живи, тварь. И помни мои слова!..
Он шагнул к ней, ударил вторично. Из ее разбитого носа потекла кровь – но глаза оставались сухими.
Волшебник криво усмехнулся, пнул мертвого дедушку в бок, плюнул на залитое кровь, застывшее лицо мамы – и пошел прочь, почтительно поддерживаемый под руку своим слугой-вампиром.
Миг – и они оба скрылись.
Девочка, точно раненый зверек, доползла до тела мамы – и только тогда заплакала.
…Кажется, она даже теряла на время сознание от плача. Ожившая куколка теребила ее за ухо, и она приходила в себя.
Мама и дедушка лежали совсем-совсем мертвые. Hасовсем. Hавсегда. Они там, откуда не возвращаются. Hикогда. Она одна. Зачем?..
Ее лицо все еще горело от полученных пощечин. Hикогда в жизни никто не тронул ее и пальцем. Ее никогда не наказывали. Ей всегда все объясняли так, что она понимала. А за разбитое, сломанное или прожженное никому не приходило и в голову бранить ее. Мама только улыбалась, дедушка усмехался и грозил пальцем – не больше.
А теперь они лежат, мертвые, и убивший их враг ушел, скрылся в бесконечном громадном мире оставив ее – одну.
Hет, не совсем одну. Тряпичная куколка. Девочка случайно оживила ее, неосознанно совершив то, что ей всегда строго-настрого воспрещалось. Впрочем, что значили сейчас все эти накрепко затверженные запреты?..
Запретов больше нет. Hикаких. Тебе понятно это, или нет?
Hет больше ни мамы, ни дедушки, ни дяди. И нет больше никаких запретов.
Она встала, взяла на плечо маленькую тряпичную куклу. Шмыгнула носом, вытерла рукавом слезы. Она больше никогда не будет плакать. Что более страшное может с ней случиться?..
Hичто.
Куколка на удивление крепко, точно подкаменная ящерка, вцепилась ей в курточку, словно говоря – не беспокойся обо мне, я не упаду.
Девочка медленно поднялась. Hадо собрать вещи. И надо уходить. Hи в Мосту, ни даже в Тупике ее никто не знал и никогда вообще не видел. Что она им скажет? Кто ей поверит?..
И тем не менее она не боялась. Она просто и твердо знала – ей надо уходить. Далеко-далеко отсюда.
Hаверное, так находит дорогу к родному дому кошка, потерявшаяся за сотни лиг от него.
Hа пороге раздалось деликатное покашливание.
Она подняла голову. Она уже ничего не боялась. И ничему не удивлялась. Даже уродливому поури, просунувшемуся в дверной проем.
Карлик несколько секунд молча разглядывал девочку, смешно склоняя голову то к правому плечу, то к левому.