Инквизиторы попадались на глаза неизменно. Поначалу оба провожали ее подозревающими взглядами, однажды беседовавший с нею следователь прямо справился о причинах ее перемещений по замку; после четвертого столкновения в одном из коридоров Адельхайда остановила майстера инквизитора и долго, с невыносимо серьезным видом, передавала ему «важные сведения, имеющие несомненное значение для проведения расследования», а именно описание саламандры, которую видели на трибунах перед взрывом и о которой оба следователя наверняка уже слышали не один и не пять раз. При попытке распрощаться инквизитор был ухвачен под локоть и вопрошен о том, почему столь существенная информация совершенно не интересует служителя Конгрегации. Учтиво, но настойчиво вывернув руку из пальцев госпожи фон Рихтхофен, тот коротко поблагодарил за столь рьяную готовность к сотрудничеству и желание помочь следствию, столь же немногословно пояснил, что информацию госпожа фон Рихтхофен излагает в некотором роде известную, однако заверил, что никто не станет возражать, если госпожа фон Рихтхофен и в будущем станет излагать любые ставшие ей ведомыми новости, слухи или собственные подозрения.
Теперь, встречаясь с Адельхайдой в коридорах или сталкиваясь у дверей комнат, господа следователи смотрели на нее с хорошо скрытым раздражением и тщились пройти мимо поскорее, сторонясь любых разговоров. Когда же, проходя через малую залу, она увидела одного из дознавателей беседующим с двумя приятелями наследника, майстер инквизитор ненароком развернулся к ней спиною, дабы избежать даже необходимости приветствовать в очередной раз неугомонную госпожу фон Рихтхофен. Приближенные Фридриха стояли к ней вполоборота, задумчиво глядя один в окно, другой себе под ноги, и ее, видимо, не заметили вовсе, продолжая что-то негромко рассказывать.
Адельхайда приостановилась, глядя в лица юных оболтусов, никогда до сих пор не являвшие иного выражения, кроме легкомыслия и иронии. Рассмотреть все детали мимики из такого положения было невозможно, однако явственно было различимо, что лица обоих серьезны, напряжены и даже словно не похожи сами на себя. Инквизитор что-то спросил, один из оболтусов, нахмурившись, качнул головой, ответив, и замер, когда в поле его зрения попала Адельхайда. Два мгновения оба стояли неподвижно: она – изумленная никогда прежде не виданной тяжестью в этом взгляде, он – напрягшийся, словно перед ним внезапно возникло некое чуждое, враждебное существо…
Когда к Адельхайде обернулся следователь, она уже уходила прочь, ощущая спиной неприятные пристальные взгляды.
Помощница, когда Адельхайда возвратилась в свои покои, обнаружилась сидящей на постели, спустив ноги и поддерживая голову ладонью, будто портовый рабочий после бурной ночи. На вошедшее начальство Лотта взглянула с вялой вымученной улыбкой, неопределенно известив:
– Вот…
– Что-то нужно? – уточнила Адельхайда, торопливо приблизившись, и та осторожно качнула головой:
– Нет, просто пытаюсь вернуться к жизни. Хотела постараться встать… но что-то не ладится.
– О, Господи, – вздохнула она, ухватив помощницу за плечо, и, коротким движением развернув, насильно уложила обратно. – В постель, дуреха. И помолись на досуге в благодарность за спасение. Всего б еще несколько мгновений ты задержалась там, меньше десятка – и какая-нибудь из этих досок снесла бы тебе голову.
– Уже молилась, и не раз, – серьезно откликнулась та, примостив убереженную голову на подушку, и нахмурилась: – Что с тобой? Будто привидение увидела.
– Да, – согласилась Адельхайда, присев на краешек кровати. – Я его и сейчас вижу.
– Я оценила шутку, – без улыбки констатировала помощница, на мгновение утомленно опустив веки. – А все же?
– Сдается мне, приятели нашего принца копают под меня.
Лотта распахнула глаза, глядя на напарницу недоверчиво и с изумлением, уточнив скептически:
– Не поняла. Эти два обалдуя? В каком смысле?
– Сегодня один из наших, прибывших для расследования, допрашивал меня дважды. Причем я убеждена, что между первой и второй нашей беседой он побеседовал с кем-то еще, кто пытался обратить его внимание на мою персону. А минуту назад я видела его говорящим с этими юными бездельниками.
– Наши говорят со всеми, это их работа. Для этого они и прибыли.
– Нет, дело не в том, что следователь с ними говорил, а в том, как они говорили с ним…
Стук в дверь оборвал Адельхайду на полуслове – негромкий, но уверенный и быстрый.
– После объясню, – бросила она на ходу и, выйдя в свою половину покоев, отперла дверь, отступив в сторону, дабы дать гостю войти.
– Вы не спросили кто, – укорил фон Люфтенхаймер, войдя, и она, закрыв дверь за его спиной, пояснила:
– Только вы стучите так, Рупрехт. Что-то произошло, или вам удалось выяснить подробности прежних новостей и событий?
– Не знаю, что вам и сказать, госпожа фон Рихтхофен. Скорее, я хотел поделиться с вами некоторыми опасениями. Для начала – конгрегаты. Один из них говорил со мною дважды.
– Со мной тоже.
– Интересовался, каким образом вы оказались вне трибун?.. – уточнил фон Люфтенхаймер и, не дожидаясь очевидного ответа, кивнул самому себе: – Да. Меня он спрашивал о том же. Я сказал, что в отсутствие отца вы опекаете меня чрезмерно дотошно. Приношу свои извинения, госпожа фон Рихтхофен, но я позволил себе не слишком лестно оценить эту опеку. Он задал мне несколько вопросов о моей покойной матушке, о том, в каком возрасте отец оставил меня в Карлштейне, как я ощущал себя, будучи вне родительского внимания, а напоследок – о том, были ли дети у вас от покойного мужа. Видимо, направить его помыслы в нужное русло все же удалось.
– Так что же вызывает у вас опасение, Рупрехт?
– Не поверите, – скривил губы тот. – Эрвин и Матиас, эти два бездельника.
– И… чем же?
– Сегодня они дважды беседовали с одним из инквизиторов; третий раз я их увидел вот только сию минуту, пока направлялся к вам. Но не это меня настораживает, а то, что они говорили со мною. О вас.
– Вот как, – произнесла Адельхайда неопределенно; тот кивнул:
– Будь вы кем другим, будь иными обстоятельства – и я бы не обратил на сей факт внимания; сейчас все говорят со всеми и обо всех. Однако эти двое цеплялись ко мне уж чрезмерно дотошно, выспрашивая о том, что мне известно о вас – о вашем характере, привычках, близости к Его Величеству, подозрительных словах или поступках… И однажды мне даже показалось, что они пытаются натолкнуть меня на мысль о вашей причастности к произошедшему. В свете этого я даже боюсь предположить, о чем они могут говорить с тем инквизитором. Как вам кажется, госпожа фон Рихтхофен, два оболтуса решили сделать что-то полезное от чистого сердца или?..
– Или причастны как раз они и пытаются перевести подозрения на другого? – докончила она со вздохом. – Не знаю. С одной стороны, уж больно бездарно они это делают, но с другой – с чего вдруг в них проснулась тяга к дознавательству? И с любой из сторон: до сей поры оба не отличались ни особенно заметной склонностью напрягать ум, ни каким-либо рвением, кроме как к сопровождению Его Высочества в неприличные заведения… А где они сами были во время взрыва?