Мы сделали это, и вскоре все выглядело так, словно ничего не произошло.
— Как хорошо! Как хорошо! Вдохните! — воскликнул он.
— Простите меня, сэр, — сказала я.
— Что? — сказал Айрмонгер. — В чем дело?
— Я чищу каминные решетки, сэр. Наверху, по ночам.
— И?
— Айрмонгер, которая раньше спала здесь, — сказала я. — Где она?
— Да какая вам разница?
Однако теперь он выглядел очень заинтересованным. Он достал из кармана записную книжку, бормоча: «Каминные решетки…» Берегись, сказала я себе, эти люди в черных костюмах, вне всяких сомнений, могут сделать с человеком все, что захотят. Они могут выбросить тебя на Свалку без всякой задней мысли.
— Она… — сказала я, — она взяла у меня носовой платок, одолжила. Я хотела бы вернуть его.
— Нет! — сказал он. — Платка больше нет.
— С ней все в порядке?
— Она пропала, вероятно, заблудилась на Свалке.
— Но она была в Пепельной комнате. Она грелась. Она уже пришла и не могла быть на Свалке.
— Какова ваша работа?
— Как я и сказала, я чищу решетки наверху.
— Ну, тогда вам не о чем волноваться, не так ли? Это вас не касается, разве нет? Вашу потерю возместят. Один носовой платок. А теперь я прошу всех присутствующих подождать еще немного. Лучше всего молча.
Он ушел.
— Вы даже не пытались разузнать о ней, — прошептала я остальным в спальне. — Она пропала, а вы и пальцем не пошевелили. Вы просто стоите и делаете то, что вам говорят.
— Уж ты-то, конечно, вела себя очень храбро, Айрмонгер, — сказала моя соседка.
— Не припоминаю, чтобы ты сделала что-то особенное, — сказала другая.
— Я, по крайней мере, спрашивала, — сказала я.
— Не слишком-то это помогло.
— Вообще не помогло.
— Да, не слишком, — признала я.
— Нет, я бы сказала, нет.
— Но я найду ее. Я узнаю, что случилось.
— Вы только послушайте эту героиню!
— Я найду, — сказала я. — Найду.
— Ты будешь чистить каминные решетки и заткнешься. Именно так.
— Я не позволю ей исчезнуть. У меня есть друзья наверху.
Это их рассмешило.
— Не позволю! Вот увидите!
Смех стал громче.
— Сколько же от нее суматохи! — сказала одна.
— И оно того стоит? — поинтересовалась другая.
— Суматоха вокруг мусорной кучи.
— Ну же, Айрмонгер! Много шума из ничего.
— Ты — чистильщица каминных решеток. Ими и занимайся, — сказала еще одна соседка. Затем ее голос смягчился: — Нам так нравится слушать твои истории.
— Ты хотя бы можешь вспомнить ее? — спросила другая. Ее голос тоже стал мягче.
— Конечно, могу.
— Ты можешь рассказать нам, как она выглядела?
— Она носила черное платье и белый чепчик, а на ногах у нее были башмаки на деревянной подошве, — сказала я, изо всех сил пытаясь вспомнить.
— Как и все мы.
— У нее был большой нос и карие глаза.
— А скажи нам, если сможешь, как ее звали.
— Айрмонгер, — прошептала я.
Они оставили нас сохнуть целое утро. Затем стали вызывать по одной и сопровождать на допрос. Обратно никто не возвращался, так что мы могли лишь строить догадки о том, что происходит. День чрезвычайно медленно, но все же начинал клониться к вечеру. Один Айрмонгер, кухонный мойщик, просунул голову в нашу спальню и прошептал, что чашке с подусником удалось сбежать. Один из мальчиков-подручных очень захотел посмотреть на нее, приподнял кастрюлю, и чашка вырвалась. Мальчика отправили на Свалку, а все остальные теперь ищут чашку. Что за суета, подумала я, что за люди! Мне захотелось, чтобы они никогда не нашли эту чашку с подусником. Потом я подумала о Клоде, который, несмотря на свою странность и жутковатость, большую голову и бледную кожу, маленький рост и болезненность, проявил ко мне доброту. Возможно, Клод, этот чудаковатый Клод, сможет помочь мне узнать, что произошло с Айрмонгер, нацарапавшей где-то свое имя. С его помощью я найду ее. Вместе мы найдем ее.
— Айрмонгер!
Вызывали меня.
У входа в кабинет мистера Старриджа были кучей свалены вещи: корабельный фонарь, Предмет дворецкого и много чего другого: стеклянное пресс-папье, большая точилка с рукояткой, перо для письма, подставка для книг, кусок плинтуса, брусок фенолового мыла без обертки, пряжка для ремня и скребница. Предметы рождения других людей, предположила я. Но я не имела ни малейшего понятия, зачем их там сложили.
Мне сказали войти. Мистер Старридж стоял в углу. Он был чрезвычайно высоким, его голова почти касалась потолка, отчего он казался колонной, — создавалось впечатление, что если он уйдет, то кабинет обрушится. Мистер Старридж выглядел очень расстроенным, даже несчастным. Вокруг стола дворецкого стояло несколько городских Айрмонгеров, а за самим столом на множестве подушек сидел такой Айрмонгер, подобных которому я никогда раньше не видела. Он был маленьким и сияющим, у него было круглое лицо и очень элегантная униформа с золотым лавровым листом на воротнике. Он казался очень счастливым человеком — на лице его играла широкая улыбка. Однако самой уникальной его особенностью были глаза, молочно-белые без единого темного пятнышка. Человек был слепым.
— Эта комната! — воскликнул он. — Она по-прежнему очень шумная, очень много болтает. Там! Что это? — Он сел прямо и осмотрелся, после чего поднял свои маленькие руки. — Всем тихо! Ни звука. Я нашел ее! Там, там! Там! — Он вытянул руку в указующем жесте. — Что там?
— Это стенной канделябр, сэр, — сказал один из городских Айрмонгеров.
— Этот канделябр, который поначалу был тихим, даже застенчивым, теперь разговаривает. Я слышу тебя, тебя зовут Чарли Уайт. Я знал! Я слышал какой-то звон в ушах, я знал, что слышу что-то! Подожди, остановись! Чарли Уайт, помолчи!
Слепой коротышка достал из своего кармана какой-то металлический инструмент и начал махать им в направлении канделябра.
— Я добьюсь тишины, Чарли! Добьюсь! — сказал он.
Один из городских Айрмонгеров подошел, чтобы помочь ему.
— Мистер Идвид, сэр, губернатор, могу ли я вам чем-нибудь помочь?
— Да, и впрямь можете. Это очень мило с вашей стороны. Здесь Чарли Уайт! Я разбудил Чарли Уайта, и он очень взволнован. Я не могу услышать ничего другого, пока он чарлит и уайтит. И я знаю, точно знаю, что в этой комнате есть еще что-то, кроме Чарли Уайта и моей Джеральдины. Дворецкий!
— Да, сэр, — сказал Старридж.