Анна-Карин открыла глаза.
Воздух дрожал. Все предметы вокруг казались необычно яркими, запахи усилились.
Невдалеке от Анны-Карин стояло мертвое дерево. Оно напоминало человека, простершего руки к небу. В нижней части ствола зияло отверстие, похожее на рот. И тут, и там свисали лоскутья пепельно-серой коры.
Этого дерева здесь раньше не было.
Что за бред! Деревья не могут приходить и уходить. Тем более мертвые деревья.
Анна-Карин поднялась на ноги. Голова снова закружилась. Надо идти домой. Пить.
Но дерево манило ее. Она сошла с тропинки и двинулась к дереву. Сухие ветки трещали под ногами. В тишине звук казался оглушительным. Кустики черники так высохли, что под ногой Анны-Карин рассыпались в пыль. Она протянула руку, погладила горячий ствол дерева и пошла дальше, как будто во сне.
Позади странного дерева начинался обрыв. Внизу виднелись трубы старого завода.
Там и тут стояли голые стволы деревьев. Высокие и прямые, они белели на солнце, как кости.
«Это не засуха», — подумала Анна-Карин, сама не зная, откуда эта уверенность. Лес погиб от чего-то другого.
Она медленно обернулась. И не сразу заметила лисицу, стоящую возле пня, где она только что сидела. Янтарные глаза зверя спокойно смотрели на девушку.
От нестерпимой жары давило мозг, пот струился по лицу Анны-Карин, но она не двигалась, боясь спугнуть животное.
Однако пошевелиться все же пришлось — вытереть разъедавший глаза пот.
Когда Анна-Карин вновь посмотрела на пень, лисицы там уже не было.
Анна-Карин вышла из лифта в доме престарелых. Линолеум под ногами издавал противный чавкающий звук. Дедушка сидел в инвалидном кресле у окна гостиной. Какой же он худой! Анне-Карин кажется, что с тех пор, как они виделись в прошлый раз, дедушка стал еще меньше и тоньше.
Кроме дедушки, в комнате никого нет. Если не считать дремлющую на стуле в углу женщину с типичной старушечьей прической. Дедушка кивает Анне-Карин. Его глаза улыбаются. Он ее узнал. Значит, чувствует себя сегодня неплохо. Она протягивает дедушке журнал кроссвордов, который купила для него в киоске.
— Ты меня не хочешь обнять? — спрашивает он, кладя газету на столик.
— Я потная, тебе будет неприятно.
— Ерунда! Иди ко мне!
Раньше они никогда не обнимались, но в доме престарелых дедушка сильно изменился. Анна-Карин осторожно обнимает его худые плечи:
— Ты сегодня ел, дедушка?
— Я не голоден. Я же ничего не делаю, только сижу или лежу, с чего мне проголодаться?
Сердце Анны-Карин сжимается — она опять вспоминает: пожар в коровнике и дедушкина болезнь произошли по ее вине.
— Да по жаре и есть-то не хочется, — добавляет дедушка.
— Но ты хотя бы пьешь? — спрашивает Анна-Карин, косясь на полупустой стакан с апельсиновым соком на столике.
— Пью-пью, — говорит он, досадливо отмахиваясь от ее вопросов.
Нужно узнать у нянечки, правду ли говорит дедушка. Прошлым летом он пил так мало, что пришлось ставить ему капельницу.
— Что сегодня делала? — спрашивает дедушка. — В лесу была?
— Да, — говорит Анна-Карин и замолкает.
Каждый раз, когда она навещает деда, тот просит ее подробно рассказывать обо всем, что она видела в лесу, — обо всех мелочах, запахах, звуках. Но она не знает, стоит ли говорить деду о том, что ей пришлось пережить сегодня в лесу.
— Эй! Ты о чем задумалась?
Анна-Карин вздрогнула и решилась. Она расскажет деду про мертвый молчащий лес. Потому что ему важно чувствовать себя нужным, важно знать, что его мнение кому-то интересно.
Дедушка слушает молча, но Анна-Карин видит, что он весь превратился в слух.
Когда она начала рассказывать про мертвое дерево, он взял ее за руку.
— Значит, ты сошла с тропинки, — сказал он. — Никогда больше так не делай.
— Я не уходила далеко.
— Достаточно сделать один шаг в сторону, и ты уже оказываешься во власти леса. Там идет своя жизнь. Никогда не сходи с тропинки, Анна-Карин.
Она с беспокойством посмотрела на дедушку. Он всегда учил ее относиться к природе с уважением, но не бояться ее.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
Но дедушка не ответил. Он смотрел в сторону коридора — там, радостно улыбаясь и размахивая руками, шел Оке, старинный дедушкин друг.
— Оке идет, — сказала Анна-Карин.
Дедушка откашлялся:
— Да, Оке. Очень рад.
Анна-Карин улыбнулась Оке.
— Ты стала так похожа на маму, — сказал Оке.
Улыбка Анны-Карин стала натянутой. В ее кармане звякнул мобильный.
Эсэмэска от Мину.
Ида вышла на заднее крыльцо дома. Идти по дощатому полу было приятно. Она перегнулась через перила и втянула в себя сладковатый душный воздух.
Сад Хольмстрёмов выглядел подозрительно зеленым и цветущим. Отец Иды по ночам включал поливалку, несмотря на строжайшее требование местных властей экономить воду. Мать, хоть и бурчала, что соседи обязательно заметят и донесут, предпочитала не вмешиваться. В конце концов, почему ее дорогие, купленные по спецзаказу розы должны гибнуть из-за того, что муниципалитет не выполняет свои обязанности и не обеспечивает жителей нужным количеством воды?
Сейчас мать на коленях стоит возле одной из своих цветущих клумб. Рядом с ней корзина с садовым инвентарем. Мать, как всегда, фанатично борется с сорняками.
— Ма-ма! — вопит Лотта, прыгая на гигантском батуте. — Ма-ма! Я хо-чу е-есть!
— Возьми на кухне йогурт и хлопья! — отзывается мать, с трудом вырывая из земли очередной сорняк.
— Не-е хо-чу хло-пья! Хо-чу бли-и-ны! — кричит шестилетний Расмус, шлепаясь на батут рядом с восьмилетней сестрой.
Со вздохом мать снимает рабочие перчатки и бросает их в корзину с инвентарем.
— Значит, хлопья не хотите? Ну что ж, будут вам «бли-и-ны», — говорит мама, и дети издают торжествующий вопль.
— У-ра! У-ра! — скандируют они, продолжая прыгать как заведенные, и их длинные светлые волосы прыгают вверх-вниз в такт движениям.
— Обжоры вы мои ненаглядные! — смеется мама и поднимается с колен.
Ида старается подавить раздражение. Она понимает, что это глупо, но не может ничего с собой поделать. Когда она была маленькой, мама не бегала по ее первому требованию на кухню жарить блинчики.
И кстати, Ида в этом возрасте уже не шепелявила.
— Почему не идешь на озеро? — спрашивает мама, когда Ида проходит мимо нее.