Не доходя полусотни шагов до Источника, сопровождавший тана поселянин остановился, однако не ушёл, а остался стоять там, переминаясь с ноги на ногу. Похоже, магия и прочие подобные дела его совершенно не волновали.
Избавившись от непрошеного сопровождающего, Хаген продолжал идти к дубу. Мимир — если это был действительно он — поднялся со скамьи и молча повернулся лицом к Хагену.
Его нельзя было назвать писаным красавцем, этого Стража Источника Миров, древнего, как само небо. Крючковатый нос был явно переломлен по меньшей мере в трёх местах, кожа лица стала бурой, подобно древесной коре. Она нависала пластами и складками, её изрыли следы давно заживших рубцов и язв, брови почти отсутствовали, костистый подбородок выдавался далеко вперёд, и под седыми жидкими усами лежал прямой разруб рта.
Однако ростом Ётун по меньшей мере вдвое превосходил Хагена, на руках вздувались могучие мышцы, но главное — сила Источника буквально пропитала великана, стала его частью, и чувствовалось, что фокус с многорукими крысами — пожалуй, самая безобидная из его шуток.
— Старый Хрофт ранен, — устало произнёс Хаген, твёрдо глядя прямо в выцветшие глаза Ётуна. — Он просил пригоршню воды из твоего Источника. Залога он дать не может, его глаза выжжены. Помоги ему, я прошу тебя.
— Ты даже не поздоровался, молодой колдунчик, — пробасил в ответ Мимир. — Или теперь у вас, людей, здороваться не принято?
— Я желаю здравствовать тебе ещё много веков, о Ётун, — терпеливо вымолвил Хаген, — но я не думаю, что ты настолько капризен, чтобы требовать в данном случае соблюдения всех приличий.
Мимир некоторое время молчал, пристально разглядывая тана.
— Так кто же послал тебя, колдунчик? — осведомился он, по-прежнему загораживая Хагену дорогу к Источнику. — Я не вижу в тебе достаточно сил, чтобы ты смог пройти сюда сам, и на тебе нет Божественного Соизволения. Кто послал тебя, молодой колдунчик?
— Если я скажу тебе, ты разрешишь мне зачерпнуть одну пригоршню воды из твоего Источника? — не меняя тона, столь же терпеливо спросил Хаген.
— Когда я что-то спрашиваю — нужно отвечать, маленький колдунчик, если ты не хочешь, чтобы с тобой случилась какая-нибудь неприятность, — наставительно и с издёвкой сообщил Хагену великан. Тан невольно подумал, что слывший когда-то мудрейшим их мудрых, суровый, неподкупный и справедливый Ётун, единственный из великанов, не участвовавший в войне с Асами, очень и очень постарел, изменившись при этом не в лучшую сторону.
Болела рана в боку, не хватало сил все время поддерживать заперевшее кровь заклинание, но мышцы работали исправно. Сделав вид, что он собирается прыгнуть влево, тан метнулся вправо, решив не тратить больше драгоценного времени. Длинные и цепкие руки Ётуна понапрасну загребли воздух. Тан сорвал шлем с головы и зачерпнул бурлящей, сверкающей всеми цветами воды. Он не дал волшебству этого места очаровать себя, хотя мутная волна и подкатила к его разуму.
— Остановись, безумец! — загремел за спиной голос Ётуна. Теперь в нём не слышалось издевки, был лишь великий страх — не за себя, как понял на бегу Хаген.
— Если ты дашь это Хрофту… — продолжил было Ётун, но тут под ногами у тана зашевелилась земля, огороды, по которым он бежал, оказались густо населены странными темнокожими существами, наподобие обычных ящериц — только каждая имела ещё по две очень цепкие руки. И в поднебесье внезапно пробудился гневный гром, точно раскаты чьего-то невероятно могучего яростного голоса. Око в небе, так и не сводившее с Хагена пристального взора, заволоклось багровой дымкой — а потом затряслось само небо, беззвучно и оттого ещё более пугающе. Словно исполинские тараны били в двери этого Мира, поскольку уже не было времени отпирать хитроумные запоры…
Хаген уклонился от одной, другой, третьей ящерицы, пытаясь не расплескать воду в шлеме. Он бежал что было сил, ни на что уже не надеясь, над головой пронёсся серебристый веер капель, каждая ещё в полёте превращалась в подобие сухопутного спрута с целым клубком липучих щупалец, и всё это полчище скопом кидалось под ноги Хагену, а он даже не мог отмахнуться мечом, боясь пролить драгоценную влагу; краем глаза он видел, что из домов повысыпали странные обитатели странной деревни — стояли, уставившись на него; однако помощи от них ждать не приходилось, твари Мимира вцепились в ноги, ползли вверх по одежде, Хаген задыхался от омерзения — и, видя, что путь дальше закрыт, решился на отчаянный шаг. Не обращая внимания на державшие его лапы и щупальца, он одной рукой отцепил от пояса Диск Ямерта и, повернувшись к Мимиру, громко крикнул, высоко поднимая над головой Оружие Света:
— Убери своих от меня, Ётун, или!..
Мимир, не раздумывая, вскинул руку, и покорные ему создания тотчас остановились.
— Откуда это у тебя, колдун? — прогремел великан.
— Какое это имеет значение? Он у меня, он мой и подчиняется мне!
— Великие Силы… — с ужасом проговорил Мимир, обращаясь сам к себе — так что Ученик Хедина с трудом различил его слова. Старый Ётун обхватил голову руками, медленно повернулся к Хагену спиной и сел, сгорбившись, вся его поза выражала крайнее отчаяние. Казалось, Хаген уже ни в малейшей степени его не занимает.
С трудом отдирая цепкие лапы державших его существ, Хаген пошёл прочь. Не важно, что сейчас волнует Мимира, не важно, что за странные люди обитают в этой деревне, — там, в лесу, его ждёт Старый Хрофт, и даже сами Молодые Боги не смогут остановить его.
На поляне всё оставалось по-прежнему: неподвижные тела зарубленных ведьм и Старый Хрофт. Казалось, Древний Бог встретил свой последний час, он не дышал и не шевелился, однако стоило Хагену приблизиться, как в сознании зазвучал знакомый, но очень слабый голос Отца Дружин:
— Торопись, Ученик Хедина… Мир сходит с ума, нам надо спешить…
— Я принёс тебе воды, выпей. — Хаген осторожно приподнял изуродованную голову, приложив к губам шлем. В кустах вокруг него раздался множественный треск и шорох; Ученик Хедина поднял голову и увидел окруживших их со всех сторон слуг Мимира.
Впрочем, не они в тот момент владели помыслами хединсейского тана — он смотрел на Хрофта.
Страшные раны затягивались на глазах, новая плоть прорастала сквозь сгоревшую в уголья кожу; набухали глазные яблоки, подобно росткам из-под земли; раздвигая чёрные пласты сожжённого, появились веки, розовые, словно плоть новорождённого младенца.
Нельзя сказать, что спустя несколько минут на лице Старого Хрофта не осталось никаких следов огня — рубцы и морщины щедро избороздили лоб, подбородок, щеки; но глаза — самое главное — вновь могли видеть.
Отец Дружин с трудом поднялся, поддерживаемый Хагеном.
— Спасибо тебе, — только и вымолвил Хрофт, кладя ладонь на плечо тана, вкладывая все, что мог, в одно короткое мощное рукопожатие.
Множество глаз насторожённо и хищно глядели на них, не мигая; к ним затем прибавились человеческие — добрая дюжина поселян, не обращая никакого внимания на обосновавшихся вокруг созданий магии Мимира, подошла поближе рассмотреть странных пришельцев.